— Я готова жить так каждый день, каждую минуту, — сказала она. — Как мало нужно для счастья!

— Мне нужна только ты, — произнес я.

Она улыбнулась.

— Это судьба, что мы с тобой встретились, — продолжал я, попивая вино. — Представь, я бы оказался в этом мире один, без тебя. Я бы погиб от тоски и горя.

— Ты не попал бы в Пакс, если бы не я, — возразила Домино. — Чудесно провел бы с друзьями время в Долине Хоббитов, отдохнул и вернулся домой.

— И жил бы остаток жизни без тебя. Нет, спасибо.

— Иногда мне кажется, что ты меня идеализируешь, Эвальд.

— Я люблю тебя. И буду любить всегда. Это же так просто.

— Моя жизнь тоже могла бы сложиться по-другому, — сказала Домино, хмуря брови. — Я могла бы стать рабыней магистров. Все к тому и шло. Нельзя бегать вечно от судьбы.

— Это не судьба. Это зло, которое вообразило, что имеет власть над тобой.

— Зло никуда не делось. Просто сейчас я от него немного дальше, и я у меня есть защитник, — она вновь улыбнулась. — Мой рыцарь.

— Я не рыцарь. В моем мире я был обычным парнем. Это сэр Роберт…

— Мы сами не знаем, на что можем быть способны, — перебила меня Домино. — Я мечтаю только о том, чтобы ты не разочаровался во мне.

— Знаешь, ты иногда такую чушь говоришь! — разозлился я. — Вот прямо глупости!

— Ты так мило сердишься! Прости. Сколько у нас еще времени?

— Вся ночь наша.

— Ты не понял. Нам надо ехать в императорский лагерь.

— Император подождет денька два-три. Тебе надо отдохнуть. И я хочу побыть с тобой. Чтобы никаких дел, поручений, никакой обязаловки и неожиданных заданий — только ты и я.

— Наверное, нам надо спешить, милый.

— Спешить? Это еще почему?

— Потому что мы можем опоздать, — Домино встала из-за стола, прошлась по комнате. Я понял, что она волнуется.

— Никуда мы не опоздаем, — беззаботно заявил я, налив в кубки еще вина. — Начало похода объявлено на месяц эйле, так что император пробудет в Роздоле еще две недели. Помнишь, сколько мы с сэром Робертом ехали из Роздоля в Ростиан? Дней десять, кажется. Так что пара дней у нас по-любому есть. — Я встал, подошел к ней и обнял, зарывшись лицом в ее волосы. — Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь такой счастливой возможностью?

— Я счастлива, что у меня есть ты, Эвальд.

— Я люблю тебя, душа моя.

— И я тоже. Как здесь тихо, спокойно! Совсем непохоже на то, что вот-вот разразится война.

— Домино, ты ругаешь меня, если я начинаю говорить о чем-нибудь плохом. И сама же переходишь на такую нехорошую тему.

— Да, конечно. Просто я немного волнуюсь.

— Позволь, я помогу тебе расслабиться, — я начал целовать ее, но Домино неожиданно отстранилась от меня.

— Я все-таки думаю, что нам не следует откладывать поездку, — сказала она.

— Черт, далась тебе эта поездка! И почему мы все время говорим о ней в такой замечательный вечер?

— Не знаю, — Домино улыбалась, но глаза ее наполнились светлой грустью. Моя память сразу определила, когда я видел такое же выражение в глазах. В детстве. В моей полузабытом раннем детстве. Мне было лет пять или шесть. Я сидел за столом, а моя бабушка укладывала на фарфоровое блюдо чудесные, только что испеченные пирожки с картошкой, грибами и мясом. Я уплетал их один за другим и был счастлив. И еще, я тогда не знал, что у бабушки больное сердце, и очень скоро она уйдет от нас.

— «Бабушка, а ты всегда будешь печь мне пирожки?»

— «Всегда».

— «А почему ты так тяжело дышишь?»

— «Просто так. — Глаза бабушка наполнила та самая светлая, какая-то небесная грусть. — Кушай, солнышко, кушай.»

— Ты все знаешь, Домино. — Я взял ее за плечи, посмотрел в глаза. — Почему мы должны спешить?

— Потому что нам нельзя опоздать, любимый, — ответила Домино, и будто тень упала на ее лицо. — Потому что император скоро умрет.

Андрей Астахов

Девятый император

Глава первая

Странно, ведь это когда-то было с ним. Или не было?

Было что в августе, и он познакомился с женщиной, неожиданно и многообещающе. Уже много лет он жил в одиночестве, и жизнь эта напоминала серое тихое зимнее утро – без красок, без радости, без тепла. Многие годы прошли мимо него, не оставив в памяти никакого следа. И только когда ему исполнилось сорок, и он начал ощущать, как минута за минутой, час за часом время покидает его. одинокая жизнь наконец-то навалилась на него своей тяжестью. II он сказал себе – ему нужна семья, ему нужна любовь, которой он долгие годы был лишен.

Женщина, которая его заинтересовала, оказалась дальней родственницей Феррана, конюшего графа ди Виаяа. Ферран сказал ему – она никогда не была замужем к всю жизнь прожила на ферме отца, ухаживая за скотиной и обучая деревенских девочек рукоделию и домашнему хозяйству. Ферран сказал, Ивис достойная женщина, только ей почему-то не везет в жизни. Найти хорошего жениха в Лаэде стало трудно, а в ее возрасте – тем паче.

Первую записку от Ивис ему принес один из деревенских мальчишек. Ему понравился ее слог, ее полукруглый детский почерк, изящность фраз и та безыскусная теплота, с которой было написано это короткое послание. Он ответил. С той поры месяц за месяцем, изо дня в день они обменивались письмами, которые постепенно становились все длиннее, все искреннее, все задушевнее. А главное – письма от Ивис стали для него отрадой, отдушиной. Если к вечеру ему не приносили письма из соседней деревни, он грустил и долго не мог заснуть, ворочаясь на жестком лежаке и думая о своей жизни. Когда же ему приносили новое письмо, на душе у него опять становилось спокойно и хорошо, жизнь снова казалась полной смысла. И будущее виделось вполне сносным.

Они не объяснялись друг другу в любви, но самый тон писем, их теплота и задушевность делали такие объяснения излишними – все и так было понятно. Он и сам убедил себя в том, что Ивис очень хорошая партия для него. Он слишком долго был один – почти пятнадцать лет. Ему уже сорок, пора подумать о будущем. Его все чаще посещали мысли о доме где-нибудь в окрестностях Ниллгара, неподалеку от его родины – уютном доме из пяти или шести комнат с белеными стенами и красной черепичной крышей, с маленьким садиком и прудом, в котором плавают красные сонные вуалехвосты. О доме, в котором и днем и ночью слышны детские голоса и смех.

Ивис жила всего в нескольких лигах от Виана, и все чаще в своих письмах она приглашала его в гости. Он и сам был не прочь увидеть наконец-то женщину, которая заставила его забыть о Мело. Только вот малолетний наследник графа постоянно находил для своего наставника новое занятие; псовая охота сменялась соколиной, объездка лошадей – тренировками с оружием, и везде двенадцатилетний Фернан ди Вирс, граф ди Виан приказывал «своему лучшему на свете язычнику» сопровождать его. Он сопровождал и думал об Ивис.

Встреча произошла в разгар весны, в первый по-настоящему солнечный день за многие месяцы, и он даже подумал – боги благоволят им, если впервые за столько недель разогнали серую облачную пелену. Ивис была совсем непохожа на Мело, но по-своему хороша, даже очень хороша; она смеялась, шутила, брала его руку в свои ладони, и глаза ее были полны света и тепла. Он вернулся в Виан с мыслями о ней и о том, что наконец-то одиночество ушло из его жизни навсегда. Впервые за много лет он был по-настоящему счастлив.

Письмо пришло через неделю. Всего две строки: «Я согласилась выйти замуж. Все кончено». Второй раз в жизни его сердце было разбито.