Часть вторая
ГОРА МИРА: ЖИВОЙ ЭФИР
Глава 1
В трактире, хозяева которого давно уехали, было полутемно и тихо. Хуго Чаттану, обосновавшемуся в комнате на втором этаже, приходилось самому разжигать очаг и доставать из подпола снедь. Готовить он заставил старуху-служанку, слишком дряхлую, чтобы сбежать. Она то недосаливала похлебку, то передерживала мясо на вертеле, часто сжигала гречку, но Чаттан, отродясь не умевший стряпать, все равно был рад.
Разрывая зубами жесткое темное мясо, он сидел, поглядывая в окно, за которым падал редкий снег. Рядом на лавке расположился Торонкан. Двоюродный брат вождя квереморов пил темно-красную «травяную настойку» под названием чай — высушенную траву в двух мешках северяне привезли с собой. Торонкан объяснил, что чай на севере не растет, квереморы выменивают его на меха. Он и Чаттана угощал, но тому не понравилось: горько.
— Скоро десять дней, как вы здесь, — говорил Хуго. — Пора заканчивать все это. Хорошо, мы нашли склады. А если бы не нашли? Вас же всех кормить надо.
С большинством квереморов Хуго не смог бы говорить подобным образом: эти люди, на его взгляд, были странноватыми и своей холодной немногословностью отвращали от ведения с ними дружеских бесед. Но младший брат Эрика, детство проведший в столице, был более понятен Чаттану, более человечен — в том смысле, что походил на обычного горожанина из Форы, а не на кусок льда. Это относилось к его манере вести себя, а что касаемо внешности, то тут Торонкан вполне напоминал остальных северян: высокий, с русыми длинными волосами и узким невозмутимым лицом. В Форе он не обучался какому-то ремеслу, но постигал премудрости риторики, логики и других наук, по мнению Хуго, бессмысленных. А еще у северянина были способности к языкам. Почти каждый клан Бритты говорил на своем наречии, иногда схожем с языком центрального Зелура, иногда сильно от него отличавшемся. Как понял Чаттан из рассказов, брат использовал Торонкана как гонца, переводчика и вообще переговорщика. Северянин, в отличие от собратьев по клану, умел говорить витиевато и вворачивать всякие мудреные словечки.
Чаттан холод переносил плохо, каждая зима становилась для него мучением. Сейчас, когда морозы еще не наступили, да и огонь в очаге пылал вовсю, он сидел в меховых штанах, сапогах из толстой кожи и дуплете с меховым подбоем. А Торонкан — в килте, грубых шерстяных чулках до колен, ботинках и расстегнутой на груди рубахе. Килт покрывали ромбы рыжего и коричневого цветов: знак принадлежности к клану. Муж в юбке! Чаттан скорее проткнул бы самого себя мечом, чем нацепил такое. Она еще и короткая, до колен всего, а по улицам гуляет холодный Ветер... Ведь должно поддувать!
Северянин произнес:
— Ну и посоветовал бы своему хозяину напасть на пирамиду. Бесон ведь, кажется, слушает тебя?
С улицы донесся стук копыт. Оба поглядели в окно. Мимо трактира проехал кверемор на огромном коне без седла и узды; он сидел, держась одной рукой за синюю гриву, а другой сжимая рукоять лежащего на плече двуручного меча.
Горожан почти не осталось, большинство сбежали в первые же дни распри между чарами. В тот промежуток времени, когда один за другим уехали приосы и сразу за ними исчезла стража, а клан квереморов еще не подоспел, в городе было опасно. Пепеляне хозяйничали на окраинных и срединных улицах, даже в Остроге-На-Костях; они боялись подходить только к Наледи. Из Универсала несколько раз появлялись отряды чернокожих воинов Буга Тэна в сопровождении теплых чаров, хватали горожан и уводили в пирамиду.
Когда квереморы появились и пирамида была оцеплена, Хуго Чаттан настоял, чтобы первым делом снарядили отряд к Пепельному кварталу, и сам возглавил его. Зарубили с десяток не успевших убежать пепелян, сожгли пару развалюх. После этого между домами показалась скрюченная безногая фигура на низкой тележке с колесиками и громко спросила, что нужно добрым господам. Чаттан прокричал в ответ, что если крысы еще раз выберутся в город, добрые господа сожгут квартал. Весь. Дотла. Безногий развернулся и укатил, не сказав больше ни слова. Разбой прекратился, во всяком случае, пепеляне теперь не бесчинствовали, как раньше, не врывались в дома и не убивали людей посреди дня.
Старуха пересекла трактир с деревянным ведром в руках, не глядя на мужчин за столом, вышла наружу.
— Закрой! — прокричал вслед Чаттан, но служанка была глуховата и не услышала.
В приоткрытую дверь потянуло холодом.
— Бесон не очень-то меня слушает, — ответил Хуго на вопрос Торонкана. — Он иногда, не часто, прислушивается. А ты, брат мой, можешь советовать что-нибудь Эрику?
Чаттан уже несколько раз лицезрел вождя клана, хотя пока что не обмолвился с ним ни словом. Эрик напоминал Гело Бесона. Только раза в два моложе, а так те же повадки — молчит и пялится куда-то за твое плечо.
— Советовать-то могу, — Торонкан, прихлебывая чай, пожал плечами. — Да вот только он на мои советы внимания не обращал еще ни разу.
Хуго отпил вина из чашки. Он был человеком городским, но слышал, что лесной зверь под названием медведь имеет привычку на зиму делать себе берлогу и засыпать в ней до самой весны. Чаттану это нравилось. Зимой ему почему-то все время хотелось спать; он предпочел бы сейчас забраться в какую-нибудь нору, темную, тихую и теплую, задрыхнуть там, а проснуться, лишь когда солнце растопит снег на мостовых и крышах, расплавит ледяную корку, которая на зиму затягивала болота к юго-востоку от Шамбы. Он думал: так почему при своей нелюбви к холоду я уже множество лет служу холодному чару и живу в Наледи? Почему давным-давно не перешел на службу к Солу? Думал об этом и не находил ответа.
Снаружи раздался частый стук. Чаттан и кверемор привстали, выглядывая в окно. По мостовой катилось деревянное ведро. Тут же в дверь ввалилась служанка. Она разевала рот, пытаясь что-то сказать и тыча руками себе за спину.
— Что?.. — начал Хуго, но старуха со всей поспешностью, на которую была способна, пересекла помещение, нырнула в кладовую и захлопнула за собой дверь — спряталась.
Торонкан схватил лежащий рядом на лавке двуручный меч, Хуго рванул из ножен свой палаш. Они вскочили, переглянувшись, ринулись на улицу.
Ничего интересного там не было — дома и мостовая, припорошенная снегом. Улица шла под уклон, в верхнем конце виднелся удаляющийся всадник. Перевернутое ведро лежало под стеной трактира.
— Чего это она? — спросил кверемор.
— Гляди! — Хуго показал вверх.
Он в который раз поймал себя на мысли, что с начала осени и до конца зимы небо над Шамбой напоминает грязную лужу, по поверхности которой расползается пена-облака. Обычные лужи населяет всякая гадость, и Хуго вполне допускал, что в мутной небесной глубине, за поверхностью, будто затянутой серой грязевой пленкой, — той поверхностью, которую они видели снизу, — тоже водятся разные личинки, летающие червяки и жучки... Но только размером с дерево, с дом, с гору...
Невысоко над крышами летело одно из небесных созданий. С первого взгляда оно напомнило пеструю мохнатую птицу с округлым телом и короткими мощными крыльями, но затем стало видно, что и голова у него слишком непохожа на птичью, и хвост какой-то не такой, да и вообще — что это за птица, несущая на спине седока?
— Оно к пирамиде летит! — Хуго бросился вверх по улице. Торонкан поспешил за ним, положив меч плашмя на левое плечо и держась за рукоять обеими руками.
Из переулка показались двое мальчишек-оборванцев, один за задние лапы тащил дохлую собаку, другой прижимал к груди большой треснувший кувшин. Они отпрянули к стене дома, готовые дать деру, но Хуго и Торонкан промчались мимо. Крылатое создание с седоком летело дальше.
Вокруг площади, в центре которой высился Универсал, кольцом тянулась широкая улица, где стояли дома самых богатых горожан. Здесь квереморов было множество — мимо проходили пешие, проезжали конные. Большинство уже заметили летящее существо и спешили к пирамиде.