У Левенгука тем временем нашлись свои дела. Когда плот подтащили к берегу и опустили на мелководье, фокусник вооружился дистанционкой и, забавляясь, как ребенок, принялся крутить ручки управления и направлять из стороны в сторону антенну. В задней части ромбовидного плота, выполненного из стилизованных под деревянные бревна пластиковых труб, имелся электромотор с винтом и легкий киль, который можно было поворачивать почти на девяносто градусов.

Мотор зажужжал, киль повернулся, плот описал на воде широкий круг и ткнулся носом в берег.

– Работает, – констатировал стоявший рядом Пук. – Давненько, однако, мы не делали этого.

– Не делали чего? – Фокусник щелкнул выключателем и спрятал пульт в карман.

– Я имею в виду, не приносили жертв Энтропи-ческому богу…

– Энтропический бог? Что за бред?

– Так его обозвала Шангуха.

Толстяк скептически хмыкнул и махнул рукой в глубину океана, воды которого теперь уже не были столь спокойны, как полчаса назад. Казалось, что в некой точке, находившейся примерно в двух милях от берега, начинается круговорот, к которому вода устремляется по огромной спирали. Концентрические витки уже нарушили зеркальную поверхность океана, покрыв ее серебряными блестками брызг и барашками пены. Создавалось впечатление, что уровень воды постепенно понижается, словно вдалеке медленно вырастает пока еще узкая, но непрерывно расширявшаяся водяная яма.

– И так – дважды в сутки, – отметил Пук. – Через полчаса в воду уже и не зайдешь… – Наклонившись, он вытянул плот подальше на берег. – Потому что, ежели утянет, назад не выплывешь. Главное, интересно, куда такая масса воды девается, а, Антон? Левенгук молча пожал плечами.

– Как-то, – продолжал толстяк, – бросил я буй с радиомаяком. Очень мощный сигнал. Затянуло его, значит, туда, и через пяток минут сигнал пропал. Может, он о скалы какие-нибудь подводные разбился?

– Может, – откликнулся Левенгук.

– Так ведь не мог, не мог разбиться! Передатчик был спрятан в пенометаллический контейнер, цельнолитой, без швов! Какие уж тут скалы – его хоть под приземляющийся грузолет клади, все равно выдержит. А тут был сигнал, и вдруг – бац! – нет его.

– Марианская впадина, – пробормотал фокусник.

– Что, Антон?

– Это в одной отдаленной реальности, так и не подписавшей Сопредельную Конвенцию. Я как-то отправился туда в командировку, еще до того, как стал принципалом. И наблюдал там нечто похожее. Это редкая, очень редкая в Конгломерате аномалия. Наши эксперты потом исследовали подобный феномен и пришли к выводу, что такие западения в физической структуре крайне… странны. Интересно, что по времени это совпало с появлением в моей шляпе… Впрочем, не важно. Если начать от берега, то через сколько их затянет, Рад?

– Ну, вначале-то круги большие и вращаются медленно. Я б на твоем месте держал мотор включенным, пока хватит радиуса действия дистанцион-ки, а потом уж… – Радагар повернулся и скривил рожу. – О, явились, дурочки безмозглые!

На трибунах, которые полукругом охватывали прижавшуюся к берегу круглую арену, в разных секторах рассаживались со своими свитами три самые владетельные особы Кабуки.

Трибуны сбегали к арене каскадом уступов, а посредине располагались отделенные навесами и низкими оградами балкончики для жриц. На самом большом балконе виднелся венчающий длинную треногу микрофон и прикрепленный к ограде рупор. Внимание Левенгука привлек бородатый здоровяк, усаживавшийся слева от балконов вместе с мохнатым паукообразным страшилой и коренастым мужичком.

– Это, что ли, и есть наследник престола Арры? – уточнил Левенгук и перевел взгляд на рупор.

– А кто его знает? Наверное, он.

– Что, Шангалла так и не отказалась от своего стиля ведения общественных мероприятий?

– Нет, не отказалась. Так и бухтит, так и бухтит, понимаешь! Уши в трубочки сворачиваются, а она бухтит.

– Ничего, – сказал Левенгук. – Скоро я положу этому конец. Смотри, жертв ведут…

Шангалла не была бы Шангаллой, если бы во имя четкого планирования не усадила северную делегацию на севере, восточную – на востоке, а западно-центральную – на западе, ближе к центру.

Дислокация оказалась следующей: с правого конца трибун, у самого океана, восседала Свонна Лагерлеф и ее одетые в меха русоволосые скуластые барышни, вооруженные двуручными эспадонами и боевыми лабросами. С левой стороны, в наиболее удаленном от северянок месте, – Саакэ Окацу вместе с отборными бойцовскими девицами в черных кимоно, с нунчаками, сюрикенами, узкими мечами, узкими глазами и полосками материи на узких лбах. Наконец, ближе к центру восседала Оторва Малина, окруженная преданнейшими телохранительницами, в одежде которых выделялись натянутые до бровей шляпы и небрежно повязанные цветастые шейные платки, а в оружии преобладали стилеты, короткие дубинки и скрытые под полами двубортных пиджаков цепи.

Справа от центра нахохлился, выпятив бороду, Зигрия Матхун, из всего многочисленного окружения которого теперь остались лишь какой-то на редкость драный, побитый и колченогий паук да Каплун Лхасса. Они сидели с двух сторон от гордо молчавшей наследной Вессантры. Даже Гладия Хахмурка, сославшись на какие-то дела с Посвященной, покинула Матхуна и пребывала теперь на балкончике центрального яруса. Там уже сидела и сама Шанго вместе с парочкой феминоособей. По случаю праздника все были облачены в церемониальные деловые тройки торжественной скучно-бежевой расцветки.

Остальные жрицы суетились на всевозможных ответственных постах – важнейшим среди них считалось конвоирование жертв во главе с Баганом Скунсом к дальнему участку арены, возле которого приткнулся плот.

На центральном балконе в первом ряду сидели: Радагар Пукковиц, Антон Левенгук, Шангалла Левенгук, Гладия Хахмурка и Саша Пукковиц.

Из рупора грянула музыка. Бравурные звуки чуть уменьшили напряжение, незримо витавшее между представительницами северной и восточной культур.

Видеоэкран над ареной показал общий вид Разрядника и Млечную Сеть меж облаков.

Отыграв короткий туш, невидимый оркестр смолк, после чего Посвященная Шанго глянула на часы (почти двенадцать), на солнце (оно уже поднялось высоко и светило вовсю, разгоняя утренний туман), встала и приступила к своему тщательно отрепетированному обряду. Ее голос, стократно усиленный, разнесся над затихшими трибунами, над маленькой ареной, над берегом и, как показалось большинству присутствующих, над всем миром Цилиндра.

– Праздник Зажжения Мировой Свечи объявляется открытым! Слово имеет… – Она глянула в исписанный аккуратным мелким почерком листок. – Я!

Если бы кто-то удосужился подсчитать, то, возможно, смог бы определить, что с трибун и арены за Шангаллой наблюдают в общей сложности семьдесят семь пар глаз. Правда, этот гипотетический наблюдатель, скорее всего, упустил бы из виду, что еще кое-кто… вернее, кое-что смотрит на Посвященную Шанго с очень близкого расстояния странными, нечеловеческими глазами.

В которых мерцают электрические огоньки.

ЧАСТЬ 4

СВЕЧА: ПО СПИРАЛИ – ВНИЗ

Довольно далеко от арены, от Стопы Санчи и даже от края Круглой Стены, на пересечении слюдяных труб, на третьем этаже цилиндрической башни, толстый неопрятный человек увидел, как на табло электронных часов высветились цифры 12.00.00. Человек поднял руку, чтобы повернуть выкрашенный красной краской рубильник, но тут вдруг обнаружил, что в помещении находится не один.

– Что за?!. – воскликнул человек и больше ничего добавить не успел – с верхней полки стоящего у стены шкафа слетела металлическая коробка с канцелярскими принадлежностями и ударила его углом точно по темени, после чего он сполз со стула на пол.

Красный рубильник остался невключенным.

Глава 14

Большая часть населения Кабуки столпилась на улицах и площадях, на палубах кораблей и на крышах самых высоких зданий.