— Эй, Ловкач, — обратился вождь к приосу. — Давай прибьем Рожу-Co-Шрамом?
— Прибьем? — спросил Делано Клер, бессмысленно улыбаясь.
— Клянусь Немалой, он обидел Шри! Зарежем, э?
— Зарежем... — протянул приос и достал флягу. — Зарежем... Нет. Ты — зарежешь, а я — пробью башку!
Допив остатки вина, они вошли в нору Драманов. Приос был уже сильно пьян, а Шри — нет, и потому он услышал шум из-за двери первым. Рожи-Со-Шрамом видно не было, поэтому вождь, окликнув приоса, толкнул дверь. Та не поддалась. Шри оглядел ее — обычная, хлипкая. Он вернулся на место драки, поднял второй тесак, вновь подошел к двери и стал колотить в неё, прорубая дерево.
Взломав дверь, он шагнул внутрь, увидел толпу женщин-коротышек, жавшихся к дальней стене, старика с небольшим копьем в трясущихся руках. Ухмыльнулся, выглянул — приос куда-то подевался. Вождь собрался было позвать его, но после махнул рукой и вновь повернулся к комнате. И увидел, что все женщины идут к нему и у каждой в руках столовый нож, или кочерга, или что-то еще... Ухмылка сползла с лица Юшвара, а тут еще и старик попытался ткнуть его копьем. Вождь коротким ударом сбил его с ног, шагнул через тело, занося тесак... и попятился. Коротышки бежали к нему.
— Немалые... — пробормотал он, кривя лицо в гримасе.
Развернулся, собираясь выскочить в коридор, — и увидел, что в комнату вбегают гноморобы с кирками и лопатами.
Делано Клер добрался до конца коридора, толкнул дверь, затем вторую. Слова вождя — прибить Рожу-Со-Шрамом — ржавыми крючьями засели в сожженном дешевым пойлом мозгу. Вот только куда подевался наемник? Приос шел, качаясь, поворачивал то в одну, то в другую сторону, не встречая никого на пути. Впереди что-то громко стукнуло, затем зазвучал топот ног — множества ног.
Как бы ни был пьян Делано, какая-то часть происходящего вокруг еще доходила до его сознания. Он остановился. Топот звучал громче: где-то впереди бежали карлы, и они приближались. Клер сунул руку за пазуху, не нашел флягу, нахмурился, что-то бормоча, стал поворачиваться... и увидел дверь. Может, там есть выпивка? Вдруг это кухня или какая-нибудь кладовка? Приос толкнул, но дверь не открылась.
Мутные глаза оглядели ее... Засов. Клер его сдвинул и шагнул внутрь. Не поворачиваясь, закрыл дверь за своей спиной, разглядывая тех, кто находился внутри. По лицу расползлась бессмысленная улыбка.
Фан Репков приподнял голову. Он успел шагнуть через кучу земли и упасть под стеной, прежде чем толпа из десятка карл, вооруженных кирками и лопатами, поравнялась с ним. В коридоре царил сумрак, к тому же одежда Фана была в грязи — карлы прошли мимо. Когда звук шагов стих, он выбрался, отряхиваясь, медленно двинулся по коридору.
Наемник шел долго и, в конце концов, увидел перегораживающую коридор большую кучу земли вперемешку с камнями.
Он ощутил ток свежего воздуха. Присел, глядя вверх. Что, если часть карл пошла назад, а часть выбралась на поверхность? Хотя в этом случае он бы услышал звуки драки — ведь там должен караулить сторожевой отряд... Нет. Наверняка караульные увидели серебряное зарево над холмом, услышали звук, который издал летающий корабль, перед тем как упасть. Либо они поспешили к Норавейнику... либо разбежались.
«Неужели выбрался?» — с удивлением подумал Фан. Так он не наказан? Никакие силы — смутный закон бытия, или Принцип Справедливости, или, быть может, Первые Духи — не снизошли до происходящего здесь? Не взвесили на огромных весах все его поступки, не повернули события так, чтобы Фана Репкова постигла страшная, мучительная смерть?
Он залез на кучу земли и камней, перебрался оттуда на проломленную площадку из досок, после долго колотил в дверь то рукоятью, то клинком — и, в конце концов, выбрался на волю.
Над Кошачьим лесом занималась заря. Наемник отряхнул куртку, сел, по очереди снял сапоги, постукал рукоятью меча по подошвам, выбивая землю.
Склон из грязи и снега привел его на вершину холма. Норавейник где-то недалеко, но разглядеть его Фан не смог: еще слишком темно. Надо уходить, и побыстрее. Оскальзываясь, Репков сбежал вниз — и увидел выбирающегося из дверей Делано Клера, услышал бормотание приоса:
— Прибить его... Карлики... Башку проломлю, а ты — зарежешь. Мелкие твари, визжачие...
Наемник встал перед Клером, постукивая клинком по голенищу. Увидев Фана прямо перед собой, Делано, слегка уже протрезвевший, но все еще с трудом осознающий происходящее, вскрикнул и отшатнулся.
— И ты выбрался, — сказал Репков с неудовольствием. — А вонючка где? Имей в виду, я тебя с собой не возьму. Иди куда хочешь, понял, тварь?
Приос неуверенно ухмыльнулся.
— Карлики... — протянул он и показал Фану дубинку. — Вишь, Рожа-Со-Шрамом? Клер хорошо поработал. Выпить бы...
Синий свет лился из-за леса, все ярче озаряя холмы. На одном из гвоздей, которыми была утыкана дубинка, Фан увидел треснувший кусок кости. Другой украшал клок мокрых от крови волос. Теперь наемник разглядел и лицо приоса — рябое от многочисленных темных пятнышек, и запястья — тоже в крови. Фан ощутил, как что-то сдвинулось, будто в небе, пока еще темном, качнулись незримые весы и одна чаша опустилась вниз под гнетом убийств, тяжестью трупов, что наполняли сейчас Норавейник.
Кровь мертвецов застучала в его сердце. Наемник сморщился так, будто у него вдруг заболел зуб. Похожие на серебряные монеты глаза блеснули от слез. Убить этого — значит, добавить еще одного мертвеца, и тогда чаша весов, и без того нестерпимым гнетом давящая на сознание, опустится и сплющит Фана, вобьет его в землю... Да какая разница! Он отступил, поднял меч, не глядя, с силой ткнул перед собой на высоте живота. Выдернул, ткнул второй раз, выше. Выдернул. Раздался хрип. Наемник поднял глаза: приос стоял на коленях. По животу расползалось темное пятно, второе — выше, под ребрами. Фан, не целясь, ударил третий раз и попал в ложбинку под шеей. Делано Клер с разинутым ртом повалился навзничь.
Весы качнулись... в другую сторону. Чаши не выровнялись, но гнет, ощутимый не физически, но душой наемника, перестал вминать его в землю. Репков вытер меч о камзол приоса, вложил в ножны и быстро пошел вдоль лесной опушки — на север.
Глава 4
Завтрак принес Эди Харт. Качка почти не ощущалась, но Риджи чувствовала себя плохо, ее тошнило, болела голова — от пищи девушка отказалась.
А Некросу последние дни есть совсем не хотелось. Сжевав лишь кусок хлеба, он покинул каюту.
На палубу вела короткая лестница, светло-желтое дерево покрывали пятна плесени. Некрос присел, разглядывая ступени. В щелях между досками росли узкие полоски мха с легким красноватым отливом. Чар провел по ним пальцами: жирный, бархатистый и очень мягкий. На коже после прикосновения остались пятна прозрачного масла или сока — Некрос долго тер руку о штаны, чтобы избавиться от них. Толкнув люк, он выбрался на палубу.
Берег остался позади, но ограждающие бухту темные утесы пока еще четко виднелись в холодном утреннем свете. Червь шевельнулся в голове... Нет, теперь их точно два. Лишенные собственного разума, ушей и глаз, они все же каким-то образом воспринимали окружающее. Незримая нить была натянута, но не так сильно, как ночью, и теперь не рвалась: корабль плыл в правильном направлении, не догонял ковчег, но и не отдалялся от него.
Свинцовый свет казался плотным, тяжелым, он придавил океанскую поверхность, разгладил ее. Ни малейшего волнения, тусклая гладь, подобная помутневшему от времени зеркалу, тянулась во все стороны.
Чермор огляделся — без страха, даже с удовлетворением, поняв, что его предположения оправдались. Корабль был странен, очень странен.
Паруса цвета пожухлой листвы, с узорами из тонких, пересекающихся «елочками» прожилок... Длинные полоски мха между досками... А реи? Почему они не горизонтальные, но направлены наискось вверх, и паруса в результате имеют такую необычную форму, отдаленно напоминающую оперение стрелы? Мачты — как тонкие деревья с тремя парами веток-рей на каждом, веток, соединенных огромными древесными листами, обвисшими в безветрии. Ну, а леера? Это из-за каменноугольного масла, или о чем там толковал капитан, они бурого цвета и разлохмачены, словно мохнатые лианы?