– А душа? – перебил Гана, оглядываясь.

Бултагарец поморщился.

– Ну что вы! Нет никакой души, это выдумки канструктианцев. Богиня, всасывающая в себя человеческие души... Со смертью тела сознание безвозвратно разрушается, понимаете меня? И все же – что такое Квази? Где расположено? Или... быть может, в наших головах?

Гана с легким недоумением глянул на Неса. Казалось, что лицо бултагарца светится от обилия мыслей и чувств.

– Коллективное сознательное всех обитателей Аквалона, – с воодушевлением предположил он. – А, как вам это, юноша? Разобщенный по всему телу мира разум, элементарными частями которого являются разумы всех населяющих этот мир людей? Этакий огромный психический объект, расползшаяся в пространстве псевдоличность... Хорошо! Отличная идея! Но тогда каким невообразимо умным оно должно быть, какая интеллектуальная мощь...

– Квази не показалось мне умным, – перебил Тулага. – Нет, скорее обычным. Просто странным. Разве все люди умны? Наоборот, умных меньше. Если все так, как вы говорите...

– А ведь и правда, – согласился Нес, поразмыслив. – Сознания умников и глупцов – это как бы плюсы и минусы, плюсы и минусы... Получается, Аквалон не глуп и не умен, но нечто среднее. – Вдруг он махнул рукой, пытаясь поймать невидимое насекомое перед лицом, повел плечами и добавил: – Да, воздух тут действительно другой. Чувствуете? Он теплее и разреженнее. Мне кажется, будто за ним что-то видно, словно какие-то тени проглядывают где-то очень далеко. Огромные... Наверное, это те самые... те самые деревья, между которыми движется Аквалон. Те, о которых вы говорили.

– Смотрите, – сказал Гана, глядя вниз, и бултагарец, шагнув ближе, также перегнулся через ограждение.

– Что это?! – воскликнул он.

Далеко позади и слева над поверхностью Аквалона виднелось что-то темное. На таком расстоянии невозможно было различить подробности, но Гане показалось, что оно выступает над западной оконечностью Гроша, очертания которого были похожи на голову рогача, крупного животного с Имаджины. Мир отсюда напоминал простыню, выкрашенную зеленым, коричневым и желтым, а темный предмет – вонзенным в эту простыню длинным камнем с острым концом.

Уставившись в подзорную трубу, Траки Нес прошептал:

– Как Молчун назвал его?

– Рой Джайрини, – ответил Гана. – Наверно, мы видим один из миров этого роя.

Глава 9

Формально капитаном королевской скайвы считался сам король, но на деле его обязанности выполнял первый помощник, мистер Дорин.

Облаченный в полувоенный костюм, он стоял с подзорной трубой в руках на закругленном носу яхты, плывущей во главе небольшой флотилии из четырех кораблей, и говорил его величеству:

– Эфироплан был некрупный, коршень или розалинда. Корпус затонул, значит, не из краснодрева. Вон, только пара бочонков да бревно... ага, это носовая фигура, наверно, она как раз красная.

– Там был пожар? – спросил Рон, оглянувшись на Трэна Агори.

– Да, наверняка.

Эфиропланы только-только миновали Приат, полуостров на юго-востоке Гроша. На облаках впереди расплывалось темно-серое пятно – пепел и сажа, не успевшие раствориться в эфирном пухе.

– Человек, – внезапно объявил мистер Дорин, повернулся и приказал боцману, присевшему на корточки рядом с имаджином: – Мистер Шпыг, лодку за борт. Впереди по курсу раненый или мертвец.

Боцман, вскочив, убежал, а помощник капитана протянул королю трубу.

– Желаете взглянуть, ваше величество?

Рон посмотрел. Носовая фигура – то ли обнаженная женщина, то ли облачный демон – чуть покачивалась, погрузившись в эфир, и на ней лицом вверх неподвижно лежал человек.

– Пора поворачивать, – сказал Экуни. – Похитители наверняка плывут к Эрзацу.

Раздалось покашливание, и они обернулись. Вернувшийся боцман смущенно переминался с ноги на ногу.

– Что вам, мистер Шпыг? – спросил Дорин.

– Ваша превосходительство, лодка спущена. Но... я вот... – Шпыг шагнул к борту, глядя вперед, потом сказал: – Прощения прошу, я хотел...

Рон приподнял бровь.

– Да?

– Я ж на тех шержнях плавал, которые к Эрзацу за принцессой... за короле... за невестой вашей... – Шпыг окончательно смешался.

– Ну же! – повысил голос Экуни. – Говорите наконец!

– Плавал я на них! – выпалил боцман. – Возле Эрзаца видел коршень, на борту было: «Желтая смерть». Ну, буквы... Он быстро там прошмыгнул и сразу пропал куда-то. Там много кораблей всяких, лодок, плотов... Мне сказали: то коршень Марича, братца... Брата, то бишь, принцессы. «Желтая смерть», да, коршень такой вот...

– И? – подбодрил его мистер Дорин.

– Да вот же! – Шпыг ткнул пальцем вперед. – Вот же фигура с того коршня, с носа его... Демон с сиськами – ну точно, он это!

Спасенный из облаков оказался бледным юношей с некрасивым грубым лицом и шрамами на руках. На груди его была глубокая рана, он умирал. Когда его уложили на койку в лазарете, Трэн Агори уверенно определил:

– Эрз.

– Да, – подтвердил мистер Дорин. – Из нижних кварталов.

Пока врач срезал с груди раненого приросшую к коже ткань рубахи, тот тихо мычал, мотая головой, и в конце концов раскрыл глаза – мутные, полные боли. Вряд ли он толком понимал, что происходит. Доктор сунул ему под нос маленькую склянку, юноша вдохнул и закашлялся, содрогаясь всем телом, скрюченными пальцами терзая простыню, на которой лежал.

Повернувшись к стоящим возле кровати мужчинам, врач сказал:

– Он может выжить, а может и умереть в любой миг. Я сделаю повязку и дам лекарство, но...

Оттолкнув его плечом, Экуни Рон шагнул вперед, нагнулся так, что лицо оказалось перед глазами умирающего, и спросил, произнося слова громко и отчетливо:

– Где принцесса?

Юноша что-то просипел. На губах его запеклась кровь.

– Где Гельта Алие? Принцесса Эрзаца? Мы знаем, что она была с вами. Где она теперь?

Губы шевельнулись, и принц почти прижался к ним ухом. Раненый вновь застонал, потом глаза его закатились, а рот приоткрылся.

Выпрямившись, Рон Суладарский развернулся на каблуках и шагнул к двери.

– Что? – спросил Трэн Агори, уже знающий ответ.

– Он сказал: «Львы», – ответил Рон.

* * *

Услышав крики, Арлея вскочила с кровати. В иллюминатор лился утренний свет, эфирная поверхность морщилась, дробясь мелкими волнами, обычными для этой области Таит.

По палубе над головой кто-то пробежал, и девушка стала поспешно одеваться. Она находилась на клиргоне: с Аблером Гером было скучно, а в обществе Тео Арлея ощущала словно бодрящий ветерок опасности, исходящий не от капитана, но от корабля, которым он командовал, от окружающих его людей, от самого пространства вокруг Смолика.

Надев туфли, Арлея распахнула дверь и взбежала по лестнице. Она по-прежнему занимала каюту Тео, капитан расположился в другом месте, девушка даже не знала где. Тео не оставил попыток ухаживания, которые он наверняка предпринимал с целью вновь вернуться на ночлег в свою комфортную каюту, однако флирт теперь стал ни к чему не обязывающим ритуалом. Ей и в голову не могло прийти пустить капитана к себе в постель. Хотя она видела, как влияет на людей его обаяние – но именно видела со стороны, а не купалась в потоке его мужских чар. Капитан являл собою необычную смесь осмотрительности и решительности, бесшабашной смелости и расчетливости, циничного эгоизма и добродушного дружелюбия. Арлея отдавала ему должное – и все еще опасалась его.

Над палубой висел густой туман. Они будто попали в паровой хвост, остающийся позади большого коршня: вокруг было белым-бело.

Слыша доносящиеся со всех сторон голоса, топот ног и другие свидетельства тревожной суеты, царившей на «Дали», Арлея пошла вдоль борта. Снизу донесся скрежет. Она перегнулась через ограждение, вгляделась: там откидывались люки, из которых высовывались стволы пушек. Девушка направилась дальше, и тут туман впереди озарился вспышкой. Переливающийся розовый свет напитал собою мутно-белое пространство, насытил его новыми красками – и угас как раз в тот миг, когда до клиргона докатился грохот взрыва. Тут же возникла другая вспышка, но гораздо дальше, затем, ближе и выше, – третья.