— Горючий песок! Там есть заряды, сбросьте их вниз!
Он увидел на носу большого ковчега фигуру Владыки, показал ему на ворота, развел руками, побежал обратно к чару и Лейфе.
— У меня нет огнива! Лейфа! Если они успеют сбросить...
Лейфа, указав рукой Бьёрику за спину, вдруг метнулся вдоль ворот к стене. Мгновение спустя Доктус побежал в другом направлении. Бьёрик оглянулся — ковчег был уже прямо над ним, доски впереди взрывались, осыпая все вокруг градом щепок, и малый ковчег, лишь немного отстав, надвигался следом.
А еще он увидел ствол большого огнестрела на носу ковчега.
А бегущий вдоль ворот Доктус Савар увидел, как Владыка поднимает палку, на конце которой горит огонь — и, перепрыгнув через бревно, свалился в узком пространстве между засовом и стеной, лицом вниз, накрыв голову руками.
А добрый мастер Лейфа, споткнувшийся о сверток холстины, где лежали части огнестрелов Гарбуша, и упавший под воротами, в последний миг своей жизни увидел лишь вспышку огня, которая затопила мастерскую.
Бьёрик рухнул на аркмастера. Грохот выстрела заглушил все остальные звуки. Нос ковчега окутался дымом. Каменное ядро вбило одну створку внутрь круглой пещеры; другая, сорвав петли, провернулась и упала, накрыв Лейфу. Ковчег качнуло назад, озаряющее его магическое свечение полыхнуло, гася отдачу.
Бьёрик вскочил, потянул Доктуса. Свалившаяся на Лейфу створка одной стороной уперлась на кучу камней позади ворот, второй — на настил, образовав пологий трамплин.
— Рубите канаты! — кричал Бьёрик, понимая, что его не слышат.
Большой, а следом и малый ковчег достигли проема, где только что стояли ворота. Бьёрик уже бежал, Доктус несся за ним. Переднюю часть платформы задрало кверху, она замедлила ход, когда колеса вкатились на створку. Но ковчег продолжал двигаться — канаты натянулись, и платформу приподняло. Бьёрик вспрыгнул на нее, вцепился в веревочную сетку, которой емкости крепились к корпусу. Задние канаты с визгом лопнули, платформа обрушилась вниз, ковчег качнулся, накренясь вперед, на палубе гноморобы повалились с ног. Четверо, стоящие ближе к носу у бортов, тоже упали, но смогли подняться и ударили топорами по привязанным к ограждению еще целым канатам. Наискось, зацепив кормой верхнюю часть проема, большой ковчег вплыл в круглую пещеру. Висящий на сетке рядом с аркмастером Бьёрик видел копошащихся в обломках платформы чернокожих, видел, как, кренясь на правый борт, над опрокинутой створкой проплывает малый ковчег, а потом нагретый газ и магия потянули их вверх.
Когда внизу рвануло, Гарбуш и Вач упали. Из пролома полыхнул огонь, грохот ударил в стены круглой пещеры — посыпались камни, вниз устремились потоки земли. Гномороб, выставив голову за край, поглядел и вскочил. Он знал, что ковчеги предназначены для полета, он не раз пытался представить себе, как они летят — но он и думать не мог, какое странное, небывалое зрелище представляет собой нечто массивное и неповоротливое, плывущее в воздухе.
Над вершиной Шамбы светлело небо. Большой ковчег поднялся уже до середины высоты пещеры, малый был гораздо ниже и летел ближе к стене, над которой стоял Гарбуш.
— Опять громко, — проворчал Вач, хлопая себя по ушам.
— Это все мастер Бьёрик, — сказал Гарбуш хрипло. — А я ему помогал. Он даже поругался с отцом, тот боялся ставить на ковчеге большой огнестрел. Но Бьёрик все-таки своего добился. В огнестреле есть такая штука, мы ее назвали запальной камерой. Так туда влезло почти ведро горючего песка. Мы решили — ведь летим к Норавейнику, на него нападают враги... Ну и сделали чугунное ядро, а еще несколько снарядов из камней, сложили их возле огнестрела. Наверное, они выстрелили одним... — Пока он говорил, палуба ковчега достигла уровня земли. В утреннем свете виднелись фигуры карл позади ограждения, силуэты палубных надстроек, тянувшиеся вдоль бортов канаты.
— Маленькая сестричка? — вопросительно произнес Вач.
— Она там, — Гарбуш показал на второй ковчег, палуба которого виднелась под их ногами. — Эй, ты чего...
Вач взял его за шиворот и легко поднял одной рукой, повернув лицом к себе.
— Теперь спасена? — спросил толстяк.
— Да, теперь...
— Будет жить?
— Конечно. Отпусти! Я...
— Ты. Ты и она. Дальше?..
— Я не понимаю тебя, — сказал Гарбуш. Его ноги болтались над землей.
— Вы... — толстяк пошевелил губами, сморщил лоб, будто пытался донести до собеседника мысль, которая была слишком сложна для него самого. — Любишь ее?
— Да! — закричал Гарбуш. — Но она там, а я здесь!
— Всегда будешь с ней? Будешь защищать, как защищал Вач?
— Но я же здесь, а она...
— Будешь защищать? — толстые пальцы сжались на шее, и гномороб прохрипел:
— Всегда. Да, всегда.
— Хорошо, — сказал Вач. — Отдаю тебе.
Он ухватил гномороба за ремень на спине и опустил так, что Гарбуш повис лицом вниз. Большой ковчег уже плыл над головой, палуба малого была на уровне земли. Рядовой Вач, раскачав, швырнул юного Гарбуша. Увидел, как тот перелетел через ограждение и покатился по палубе, сбивая с ног других карл. Кивнул, развернулся и пошел прочь — к подножию Шамбы.
Глава 17
Долго длилось небывалое для этого времени года затишье, но, наконец, с севера подул ветер и пригнал стада туч. Этой ночью затянувшаяся теплая осень стала ранней зимой — пошел снег. Холодный ветер, сделав свое дело, улетел куда-то; с неба лениво падали крупные влажные хлопья, кружились, оседали на стенах Горы Мира, на мостовой вокруг, таяли на крышах домов. В бедных кварталах жители наматывали на себя лохмотья потеплей, а в богатых те горожане, что не покинули Фору, доставали из сундуков тулупы и сапоги.
Остатки пепелян собрались в трактире посреди своего квартала, чтобы выбрать нового старшину — после долгих споров, воплей, брани, бряцанья ржавых ножей, после трех выброшенных наружу трупов общее мнение склонилось к тому, что этой чести заслуживает Половинкин, ярко проявивший себя при нападении на тюрьму. Раненую грудь безногого перетягивали пропитавшиеся кровью тряпки, но он сиял: торс его не был прикручен к доске, теперь калека щеголял найденной где-то в Остроге низкой тележкой на трех железных колесиках.
За противоположным от Пепла склоном горы дрожала земля под копытами лошадей: три сотни мечей, посланных северным кланом на помощь кровному брату, приближались к Форе. В подвалах пирамиды Сол Атлеко, вращая глазами, орал на чаров и пригнанных сюда горожан. Все оказалось куда хуже, чем он предполагал, завал камней никак нег удавалось преодолеть, кроме того, возникло новое неожиданное препятствие.
Молодой неопытный волк, невесть для чего выскочивший на опушку Кошачьего леса, вдруг замер, подняв морду к небу. Он увидел нечто, что летело невысоко над деревьями, — и завыл. Гарбуш сидел на краю лежанки в каюте за кормовой переборкой малого ковчега, положив ладонь на лоб укутанной в одеяла Ипи. Старый лекарь Варрик заверил гномороба, что жизнь ее теперь вне опасности. Девушка пришла в себя и бессмысленно смотрела в потолок. До сих пор она не произнесла ни слова. Бьёрик и Доктус Савар устроились в каюте чара и мрачно напивались, горюя о добром друге мастере Лейфе; на носу ковчега Октон Маджигасси стоял, глядя вперед, на безлистые ветви деревьев и серое небо, из которого падали снежные хлопья. Отстав на две лиги, через степь, что разделяла лес и Шамбу, ехали семеро всадников и фургон.
Вач шел быстрым шагом. Он боялся, что теперь его изругают, ведь рядовой сильно опаздывал. Встретиться договорились ночью, а уже утро. Снег падал на грудь под расстегнутой рубахой, на выстриженные кругом волосы. Полицейские ботинки из грубой твердой кожи глубоко погружались в рыхлую землю. Дорога изогнулась, огибая холм. Увидев, что находится впереди, толстяк побежал.
Он остановился у обломков телеги, разглядывая два тела и валявшийся возле перевернутого колеса темно-красный кафтан.