— Меч должен быть у императора, или ты забыл? Или ты нарушишь клятву, которую дал Алерию?

— Ты и о клятве знаешь? Черт!

— Я знаю Алерия. Этот человек всегда поступает одинаково.

— Значит, и ты…

— О чем тебя просил император?

— Он хотел, чтобы я отправился на Совет домов и убедил дуайенов вернуть империи Харрас Харсетта. Я отказался.

— Почему?

— Потому что подумал, что это может разрушить нашу с Брианни любовь.

— И тогда император выбрал другой путь. — Элика сокрушенно покачала головой. — Я вижу, как хитрые и коварные царедворцы твоими руками решают свои задачи. Император Алерий хочет, чтобы земли Калах-Денара и Кланх-о-Дора навсегда остались в составе империи. Вся эта история с мечом Зералина не случайна. Алерий знает, как свято мой народ верит в пророчества Эская. Он лишает виари последней надежды и тем самым, желает он того, или нет, толкает их в объятия Суль. Через неделю решится многое, Эвальд. Не только твоя судьба, моя или Домино. Решится судьба этого мира. Я знаю.

— Если бы выбор был за мной, я бы отдал меч виари.

— Конечно, — она слабо улыбнулась. — Даже не сомневаюсь в этом. Но выбираешь не ты. Командует Суббота, и он решает, что делать. Он отличный воин, но вдвоем мы могли бы убить его и сделать свой выбор. Однако, милый мой Эвальд, это означает для тебя и меня окончательный разрыв с империей. Я многие годы служила Ростиану, и таким поступком я перечеркну все, что имею. Если мы передадим меч виари, то станем государственными преступниками. И твоя избранница тоже. На землях империи нас будут ждать суд и плаха. Без срока давности, без права помилования. И будет ли в этом смысл? Давай допустим, что виари послушают нас и расторгнут все договоры с сулийцами, но после этого они останутся один на один с повелителями живых мертвецов. Кто нам поможет? Никто. И виари будут уничтожены окончательно. Или представим себе, что дуайены решат поддержать императора вопреки всему. Тогда им придется выдать тебя и Брианни Рейвенору. И вашу любовь ждет трагический конец. Совсем как в Песне Амайре: «И плач мой не поднимет тебя из мертвых, любимый мой, и не побегу я навстречу тебе в волнах прибоя, ибо рядом с тобой последнее пристанище мое, и не протянуть мне рук, чтобы обнять тебя, хоть рядом навеки легли мы в ледяную постель Смерти!» — Элика вздохнула. — Наверное, нам пора возвращаться.

— Элика, не мучай меня! Скажи, прошу, как мне поступить?

— Урчиль отдал меч тебе. Он взял с тебя слово, что Донн-Улайн вернется к моему народу, но клятву можно и нарушить, верно? Теперь она не имеет значения. Урчиль умер, и его смерть разрешает тебя от обета. Скажу тебе честно — я не знаю, как поступить.

— Я ждал другого ответа.

— Я все время думаю о монете из могильника, которую Суббота носит на шее. Тень Зверя падает на нас, Эвальд. То, что сказал дух Бодина, еще больше подтверждает мои опасения. Однако тебе придется решать. Я боюсь, что виари сдадутся, примут власть Вечной Ночи, и магистры Суль получат главное оружие моего народа, магию. Тогда умрет последняя надежда. Пророчества Эская не сбудутся. Ты сам видел, во что они превратят эти земли. Пользуясь магией виари, они откроют десятки порталов, подобных порталу Нум-Найкората, и орды их неживых слуг наводнят империю. История закончится, наступит Scathar-No-Mroggath, Мертвый сон мира. Время, когда Навь станет реальностью.

— Ты предана империи?

— Удивлен? Да, я не могу предать Ростиан. Я слишком ценю все то, что империя дала мне. Но я виари, и я навсегда останусь со своим народом — в жизни и в смерти.

— Элика, разве нельзя примирить империю и твой народ?

— Наверное, можно. Однако ты говорил с императором. Разве Алерий дал тебе надежду на такое примирение? Да и дуайены не пойдут на союз с империей, если Рейвенор не согласится вернуть им земли.

— Еще ничего не решено. Я верю в Брианни, она наследница Зералина. Вместе мы убедим дуайенов.

— Как же я люблю твою уверенность, Эвальд! — Элика приподнялась на цыпочках и коснулась губами моей щеки. — Уговорил, мы попробуем. Только с Субботой придется повозиться. Этот дампир — страшный упрямец.

— Шепчетесь? — Суббота появился так неслышно, что я вздрогнул, а Элика даже испуганно вскрикнула. — Хватит секретничать. Нам пора ехать.

— У меня есть предложение, Лукас, — сказала эльфка. — Я могу Зовом призвать моих соплеменников, и они доставят нас в любой из ближайших портов. Это сэкономит время и силы.

— А заодно твои остроухие родичи скормят меня по дороге рыбам? — Суббота нехорошо усмехнулся. — Я не верю тебе, ведьма. Я хорошо слышал, о чем вы тут беседовали. У дампиров отличный слух, знаешь ли. Поэтому едем по суше.

— Элика дело говорит, — вступился я за магичку. — Этот портал вывел нас неизвестно куда. Ты знаешь дорогу? Я нет.

— Проще простого узнать, где мы. Доедем до первого поселения и спросим, как оно называется. У нас есть карта, паренек, — дампир похлопал ладонью по своей сумке. — И вообще, знаешь, что я подумал?

— Что?

— Дай мне меч, — Суббота протянул руку. — Так мне будет спокойнее.

— Урчиль отдал меч мне, — ответил я. — Не выйдет, Суббота.

— Эвальд, — сказала Элика, странно сверкнув глазами, — отдай меч.

— А? — Я не поверил своим ушам. — Ты тоже хочешь…

— Суббота наш командир, и хочет, чтобы меч был у него. Отдай ему клинок.

— Умная девочка, — хмыкнул дампир и шагнул ко мне, не опуская протянутой руки. — Снимай оружие, шевалье.

Я ощутил полную беспомощность. Имперские холуи Суббота и Элика перехитрили меня. Я больше не сомневался, что они сговорились заранее. Конечно, я могу биться с ними, но есть ли у меня хоть единый шанс на победу? Вдвоем они одолеют меня за секунды и все равно заберут меч.

Кажется, на этот раз я потерял все. Честь, лицо и…

— Ну же! — Лицо Субботы исказилось.

— Держи, — я снял перевязь с мечом и швырнул к ногам дампира.

Лукас наклонился, схватил меч за середину — и вдруг с громким воплем отбросил его прочь, замахал рукой, от которой повалил белесый дым. Я в ужасе наблюдал, как кисть руки Субботы почернела, будто обуглилась, а секундой позже на лице охотника проступили черные ветвистые узоры, похожие на древесные корни. Дампир упал на колени, уткнувшись головой в песок: все его тело окутал черный дым, и в несколько мгновений от Лукаса Субботы остался лишь облепленный омерзительной бурой слизью дымящий скелет в покоробившихся от жара кожаных доспехах.

— Ни хрена себе! — только и смог сказать я.

— Он не знал главного, — произнесла Элика, подняв меч с песка и протягивая мне рукоятью вперед. — Всякий, в ком есть хоть малая частица Нави, не может коснуться святыни виари. Древняя кровь отца-вампира, текущая в жилах Субботы, погубила его.

— Ты… знала? — запинаясь, спросил я, взяв у нее Донн-Улайн.

— Конечно. — Элика склонилась над останками Субботы и сняла со скелета цепочку с медальоном из Баз-Харума. — Потому и велела тебе отдать меч.

— Пресвятая Матерь! — Домаш, Ганель и Джарем, прибежавшие на вопли дампира, уже были тут. — Вы что, убили его?

— Его убила сила зачарованного меча, который он хотел забрать, — сказал я. — Бедный Лукас! Какая нелепая смерть.

— Он был хорошим воином, и нам следует его похоронить с почестями, — предложила Элика. — Отдайте ему последний долг. А я останусь здесь и призову помощь….

Корабль пришел на закате.

Виари бросили якорь недалеко от берега и послали к нам шлюпку. В ней было восемь матросов, вооруженных длинными луками из китового уса и мечами. Командовавший ими эльф обменялся с Эликой цермонными поклонами, и после они долго разговаривали, время от времени поглядывая в нашу сторону. Закончив разговор, эльф направился ко мне.

— Могу я взглянуть на святыню? — спросил он.

Я вытянул меч из ножен и протянул ему. Моряк протянул обе руки, будто хотел коснуться оружия, а потом внезапно отступил на несколько шагов и посмотрел на меня с изумлением.