— Что еще? — спросил я.

— Удачи вам, шевалье, — сказал граф. — Оправдайте доверие императора.

— Я постараюсь.

— Конечно. И… будьте осторожны, — добавил де Фанзак и, махнув мне рукой, повернулся и пошел к входу в донжон.

Проводника звали Матис, и это было все, что я от него смог узнать. На все прочие расспросы проводник отвечал либо «Посмотрите, ваша милость», либо вообще отмалчивался. Секретность, чего уж там.

Дорога начиналась прямо за воротами Эшевена и была хорошо различима на фоне чистых снегов окружающей равнины. Мы двинулись по ней за проводником и ехали довольно долго — часа, наверное, два-три, — пока не увидели впереди придорожную таверну.

Отдых получился коротким. Нам не понадобилось много времени на то, чтобы выпить по кружке горячего вина с пряностями, а кузнецу — осмотреть копыта наших лошадей. После этого Матис повел нас дальше. До полудня мы миновали несколько ферм, дальше дорога пошла между пологими холмами. Снег стал глубже, ветер крепче, лошади пошли тяжелее.

За моей спиной Элика и Ганель о чем-то говорили на языке виари. Домаш втихомолку ругался, когда ветер начинал дуть нам в лицо. Действительно неприятный был ветер, обжигал кожу и заставлял глаза слезиться. Так мы доехали до развилки, и дальше дорога повела нас через пустынную равнину с разбросанными по ней маленькими рощицами.

— Топи, — сказал Матис. — Держитесь прямо за мной.

Я только пожал плечами. Растянувшись цепочкой, мы ехали следом за проводником, и об опасности я не думал. Мне хотелось только одного — побыстрее попасть в тепло. Из прострации меня вывел Домаш.

— Так где же ты пропадал, сударь? — спросил он тихо, верно, не хотел, чтобы его услышал проводник.

— В аду, — ответил я.

— Скверно шутишь, твоя милость.

— Я не шучу. — Мне почему-то не хотелось откровенничать с байором. — Как-нибудь расскажу.

— Матерь пресвятая, сохрани и оборони нас, скорбных и болящих! — воскликнул Домаш и отстал от меня.

Элика не делала попыток заговорить со мной. Странно, но факт. Может быть, обстановка казалась ей неподобающей для душевного разговора. Было холодно, ветер усиливался, и по заснеженной равнине замела небольшая поземка. Здесь мы были как на ладони, и почему-то мне было очень неуютно от мысли, что укрыться от чужого недоброго взгляда нам просто негде.

Де Фанзак сказал правду — облачное небо начало темнеть, когда я увидел впереди, в какой-нибудь паре километров от нас, Форт-Джероним — бревенчатые стены и срубленные из дерева вышки, что-то вроде форпостов пионеров, осваивавших североамериканский континент. Признаться, на душе сразу стало легче. Я услышал, как облегченно выругался Домаш, а на красивых губках Элики появилась улыбка, которую я не видел с утра. Кажется, мои друзья не меньше меня желали оказаться под защитой стен и гарнизона форта.

На дороге перед воротами форта нас ждали три всадника. При нашем приближении один из них пустил коня шагом нам навстречу, двое остались на местах.

— Судари мои, — сказал встречающий, учтиво кивнув нам. Это был мужчина лет пятидесяти, облаченный в кольчугу и при мече. — Добро пожаловать в Форт-Джероним.

За воротами располагался обширный, очищенный от снега плац, с трех сторон замкнутый мощными двух- и трехэтажными бревенчатыми постройками под двускатными драночными крышами. У одного из них находилась коновязь, где нам предложили спешиться, и подоспевшие мальчики-служки забрали наших лошадей. Вообще, форт производил весьма внушительное впечатление, несмотря на то, что его укрепления не были каменными. Крепость окружал двойной частокол. Составленный из мощных сосновых стволов тын высотой никак не меньше десяти метров еще и был усилен железными коваными скрепами, а в крепостных воротах железа было вообще больше, чем дерева. Солдат в форте было не так уж и много — в основном, арбалетчики и алебардщики, причем не в орденских коттах, оранжевых с черным, а в ярко-алых, с изображением серебряной бычьей головы на груди. Тем не менее, юнцов среди них не наблюдалось: все воины гарнизона выглядели бывалыми солдатами, в отлично подогнанных доспехах и с хорошим оружием. На стенах я заметил гонфалоны с имперскими орлами, все той же бычьей головой на алом поле и черные, без всяких гербов.

— Вас ждут, шевалье, — сказал встретивший нас воин.

Я кивнул и направился к дверям комендатуры, но, к моему удивлению, воин не позволил моим спутникам следовать за мной.

— Таков приказ коменданта форта, шевалье, — сказал он, когда я спросил его, в чем дело. — Он хочет говорить с вами с глазу на глаз.

— Какое свинство! — воскликнула Элика. Она была разъярена, это отчетливо слышалось в ее голосе. — Что этот сельский вояка себе вообразил!

— Простите, сэра, но таков приказ, — ответил с самым почтительным поклоном воин и жестом предложил мне проследовать в комендатуру.

Я вошел внутрь, в пропахший кожей, дымом, сосновой смолой и конским потом полумрак огромного холла, который едва рассеивали чадящие факелы, установленные в железные поставцы на столбах, подпиравших кровлю. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прошли мимо воинов охраны, прогуливавшихся по галерее с арбалетами на плечах. Потом мне было предложено войти в комнату в самом конце галереи.

В комнате было еще темнее, чем в холле комендатуры, но зато гораздо теплее. Стоявший ко мне спиной рослый худой человек грел ладони у большого, жарко пылающего камина. Мой проводник немедленно вышел, оставив нас наедине.

Я шагнул вперед, но человек не обернулся.

— Де Фанзак тебе все рассказал? — спросил он.

— Кое-что. Остальное, по его словам, расскажешь ты.

— Мне нечем тебя угостить, — сказал дампир, наконец-то соизволив повернуться ко мне лицом. — К ужину вы опоздали.

— Де Фанзак просил передать тебе это, — я швырнул кошелек с деньгами на заваленный бумагами и книгами огромный стол между мной и Субботой.

— Прекрасно, — дампир взял кошель, подбросил на ладони и, развязав горловину кошеля, аккуратно и видимо наслаждаясь моментом, пересыпал монеты в свою мошну. — Этих денег должно хватить. Сядь, не стой столбом.

— Почему Элику, Ганеля и Домаша не пустили внутрь? — Я проигнорировал предложение Субботы.

— Потому что есть вещи, которые не должны слышать посторонние уши, — с легким раздражением в голосе ответило дампир. — Им не все полагается знать. Это особо секретное дело.

— Да неужели?

— Поухмыляйся, это не запрещено. Признаться, я бы предпочел видеть на твоем месте сэра Роберта. Или любого другого персекьютора с опытом.

— Я не напрашивался к тебе в компаньоны, сразу говорю. — Я сделал паузу, глянул дампиру прямо в глаза. — Ты мне не нравишься, Суббота.

— Я знаю. Я тоже не в восторге от такого напарника.

— Какого «такого»? — спросил я не без вызова.

Суббота хмыкнул.

— Неопытного и зеленого, — ответил он после короткой паузы. — Не бойца, не мага, наивного болтуна, воображающего себя рыцарем. Но такова воля императора, а она не обсуждается. Алерий считает тебя чем-то вроде талисмана, который должен принести империи удачу. Поэтому спрячь свою неприязнь себе в задницу и считай, что служишь не мне, а империи.

— Тогда говори по сути. Без красивостей.

— Хочешь по существу? — Суббота сел в кресло, положил перед собой руки на стол. — Хорошо, тогда обойдусь без предисловий. Зерама Ратберта помнишь? Он сбежал вместе с тобой с рудника Уэстанмеринг. Надо выяснить, куда и зачем.

— И только?

— Ага. Видишь, все просто, как на бабу залезть.

— Странно, зачем понадобилось устраивать парню побег. Он ведь очень хорошо сидел на руднике.

— Сидел. И сгнил бы там, если бы не одно обстоятельство. Сам этот долбанный виссинг — никто. Де Фанзак считает, что он связан с какой-то тайной, за которую сулийцы многое дадут.

— Меч Зералина, так?

— Возможно. — Субботу совершенно не удивили мои слова. — Но не обязательно. Сулийцам нужен не сам Ратберт, а что-то с ним связанное. — Дампир взял со стола свиток и протянул мне. — Прочти.