– Видели что-нибудь подобное раньше? – спросила девушка. – Я имею в виду, того болотного паука, или кто он был, и этих кальмаров, и деревья...
Боцман покачал головой, а юнга протянул:
– Не-е...
– И я не видела, – заключила она. – Хотя я ведь много чего не видела в Аквалоне, он большой. Но мне кажется... не знаю почему, мне кажется, что это все – не отсюда.
– Чего? – спросил юнга.
– Не из Аквалона.
– А! – Он кивнул, почесал лоб, затем нахмурился и спросил: – Так эта, ваша милость... чего это значит, я не пойму? А откудова тогда?
– Не знаю. Но, может... Ладно, пошли. Здесь, наверно, много таких диковин, если из-за каждой останавливаться... И что это шумит там впереди?
Вскоре уже поток сбивал с ног, пришлось идти, хватаясь за стволы и торчащие из облаков накрененные течением кусты – тоже необычные, украшенные листьями сплошь в багровых прожилках. С ветвей свешивались тонкие, как бечевки, лианы, полосы мха и какие-то осклизлые сетчатые лоскутья растительного происхождения – Арлея, оступившись и попав ногой в скрытую под пухом неглубокую яму, случайно ухватилась за один из них и тут же отдернула руку: он был неприятно липким и кололся.
– Навроде паутины это, – сказал боцман, показывая на несколько приставших к лоскуту крупных мух и жуков.
Сделав еще шаг, Арлея споткнулась о кочку и упала на одно колено. Лиг протянул ладонь, но она выпрямилась сама.
– А там светло, – заметил боцман.
– Эге, – согласился юнга.
В нескольких десятках шагов впереди необычные джунгли заканчивались. Там висела густая пелена снежно-белого, пронизанного лучами тумана.
– Не добредем туды, – решил Лиг, сделав еще несколько шагов и обеими руками ухватившись за желтый ствол. – Шибко оно теперь несет ...
Поток и вправду стал очень сильным, так что идти было совсем тяжело. Арлея, привалившись плечом к дереву, нажала на кору пальцами – та чуть прогибалась и напоминала бархатистую, покрытую коротенькими ворсинками кожу.
– Эрл! – обратился Лиг к юнге. – Слышь, давай наверх залазь.
– Чего? – удивился здоровяк, которому уже давно приходилось передвигаться, сгорбившись и наклонив голову вперед, так как полог веток был слишком низок для него.
– По сучьям пойдем, – разъяснил Лиг. – Иначе снесет. Давай, ты самый высокий – погляди, что там, а после все заберемся...
– Понял! – откликнулся юнец. – Тока это... пушку подержите кто, с ней несподручно.
Стоявшая ближе к нему девушка сказала: «Давай я», – и приняла из рук Эрланги оружие. Пришлось крепко прижать ствол к животу, такой он был тяжелый.
Юнга достал из ножен тесак, слегка присев, глянул вверх, вскинул руку и вонзил клинок, будто в деревянный потолок. Поковырял там – сумрак пронзила полоса света. Срезав несколько ветвей, переплетенных, как нити в ткани, юнга убрал оружие, взялся за края отверстия, подтянулся, засовывая голову... и, вскрикнув, улетел вверх.
Арлея охнула, Лиг крякнул. Из-за веток донеслось сдавленное проклятие, треск, звук удара, а потом вновь стало темно, когда что-то массивное перегородило прорубленное Эрлангой отверстие.
Лиг закряхтел, когда подошвы сапог уперлись ему в спину. Он стоял на четвереньках, а девушка – на нем, крепко держась за срезанные ветви, сочившиеся густым янтарным соком. Слыша тихое сопение, она выглянула, просунула в прореху локти, подтянулась и села на краю так, что ноги остались внизу.
Здесь было куда светлее. Рядом на боку лежал Эрланга и рассматривал поверженное им существо – лиловую тушу с щупальцами. Из пухлого бока торчала рукоять тесака, рядом виднелось несколько глубоких ран. Когда хозяйка появилась, моряк перевел на нее взгляд, ткнул пальцем в страшилу и недоуменно пожал плечами, брезгливо морщась. Девушка глянула вниз. Лиг отряхивал руки от эфирного пуха, горлянка стояла рядом, прислоненная к стволу.
– Давай сюда, – шепотом велела Арлея.
Ветви образовывали переплетение настолько плотное, что оно, должно быть, могло выдержать вес большой толпы. Стволы деревьев торчали из него – голые, увенчанные лишь пучком коротких веток с большим овальным листом на конце каждой. Листья тихо шелестели. Окружающее напоминало не лес, но скорее песчаную пустошь, для чего-то утыканную желтыми столбами.
В отверстие забрался Лиг, а девушка присела, разглядывая поверженную юнгой тварь. Та напоминала одновременно улитку и паука: округлое тело, щупальца под ним... и торчащая из спины верхняя часть кальмара, у которого были свои, более короткие щупальца. Тварь лиловая, кальмар – желтовато-зеленый, в мелкую коричневую крапинку. Она – лоснящаяся, будто шкура густо смазана маслом, он – с влажно поблескивающей мягкой кожей, как на животике у большой болотной лягушки. Тварь пухлая, оболочка натянута, кальмар – с обвисшими складками. Он напомнил Арлее свернутую жгутом большую половую тряпку с глазами.
И он не сидел на спине твари. Нет, скорее...
Лиг, на коленях подобравшись ближе, щелкнул языком, рассматривая эту картину. Девушка растерянно покачала головой.
– Ты видишь? – прошептала она. – Эта медуза... медузоид... Он в него...
Нижняя часть кальмара как бы вросла в летающего медузоида. Нет, в спине твари не было дыры, но она... Арлея пошевелила губами, пытаясь сама для себя сформулировать, описать то, что видели глаза. Плоть медузоида будто расступилась, впитав, вобрав в себя примерно треть кальмарьего тела – они не слиплись, но стали единым целым, будто смешались. У твари имелось около дюжины щупальцев, у кальмара всего четыре. Два из них кончиками были тоже погружены в спину, будто с их помощью наездник управлял тем, кого оседлал. Зато два других щупальца, все еще мелко подергивающихся, распластались по ветвям... и возле одного из них лежало копье.
Вскоре выяснилось, что это не простое оружие. Эрланга, более-менее пришедший в себя, уселся, вытянув ноги, взял копье и положил себе на колени.
– Оно тоже живое! – воскликнула Арлея, рассматривая длинное хитиновое образование, почти треугольное в срезе, с утолщением-тельцем на одном конце и крупными зазубринами на другом. – Нет, было живым, а теперь... вроде мумифицированное, да?
– Муми-чего? – спросил юнец. – А тут, глядите, глазки у него. Тока узкие совсем и еще теперь твердые, во дела!
– Его как-то высушили, – предположила девушка, – а древко с наконечником – это на самом деле его язык, просто очень длинный. Туловище маленькое, а язык...
– А, точно! – обрадовался Эрланга, наконец сообразив. Он привстал, взмахнул копьем, затем добавил: «Удобно», – и забросил на плечи котомку.
– Пушку не забудь, – проворчал Лиг, беря свою поклажу. – Ну что, ваш’милость, идем? Оно все чудно€е, конечно, но бабы те крашеные вместе с капитаном все дальше от нас, надо за ними топать, раз уж так далече зашли.
Ветви слегка прогибались, но это почти не мешало. Путешественники обошли сросшегося с кальмаром поверженного медузоида, из ран которого сочилась прозрачная пузырящаяся жижа, и направились между деревьями в ту сторону, где внизу увидели стену пухового тумана. Под юнгой ветви прогибались куда сильнее, чем под спутниками, – он топал будто по натянутому одеялу, которое почти на пол-локтя вдавливалось под его весом.
Путешественники успели пройти совсем немного, когда Лиг вдруг остановился и принялся чесать затылок.
– Что? – спросила Арлея, выглядывая из-за его плеча. – Эрланга, стой! Лиг, что ты там углядел?
– А ведь ветви в одну сторону... – проворчал боцман, садясь на корточки. – Глядите, ваш’милость... те, что назад, против нашего движения, – те короткие, а те, что вперед, – они длиннючие, а?
Арлея, присев рядом, несколько мгновений не могла понять, о чем он говорит, но после сообразила. Образующие полог ветви были разной длины и росли по определенной системе: в одну сторону тянулись короткие, в другую – длинные. Она подняла голову, глядя вперед, потом сказала:
– Светило там, куда мы идем. Может, это как... ну, как мох? Растет на стволах больше с той стороны, где холоднее, потому что ему тепло не очень-то нравится, он влагой питается, а свет ее выпаряет? А тут наоборот – длинные ветви там, где света больше...