Пауног тем временем приближался, а юноши и девица маршировали перед ним. Они двигались, как куклы на веревочках, за которые кто-то одновременно дергает, – разом поднимали сначала одну ногу, потом вторую… Тулага заметил уже, что глаза всех троих закатились и на окружающее глядят лишь слепые белки, а теперь увидел и другое: три поднятые конечности паунога не просто касались затылков жертв, но были погружены в черепа.
Плечи Лан Алоа шевельнулись. Тварь остановилась, и живые куклы тоже встали. Они упирались босыми ступнями в пол, верхние части тел чуть покачивались.
Охранники и Кахулка замерли, полными ужаса глазами разглядывая эту картину. За их спинами среди стволов показались несколько надсмотрщиков, вооруженных ржавыми клинками и дубинками. Пользуясь тем, что Большой Змей отвлек защитников, они стали медленно и бесшумно приближаться, но из-за деревьев Тулага заметил их.
Плечи Большого Змея, вещавшего про смрад преисподней и месть богов, вновь шевельнулись, и стоящий слева юноша вдруг присел, расставив руки, широко разведя ноги в уродливой пародии на танец. Рот его разинулся не то в улыбке, не то в оскале, а когда он выпрямился – присел тот, что стоял справа, девица же положила ладони им на плечи.
– Танец во славу мою! – хрипнул Змей.
Лежа в узком пространстве между деревьями, Гана решил, что медлить больше нельзя. Он вскочил, оттолкнувшись от мягкого ствола, прыгнул на паунога. Ударившись коленями в край округлого тела, увидел перед собой сначала татуированное плечо, а потом – лицо Лан Алоа. На лице этом возникло изумление, сменившееся гримасой омерзения и гнева, но Тулага уже рванул с шеи Змея ремешок с ножнами, порвав его, схватился за черную каменную рукоять. Большой Змей, зашипев, наклонился вбок; конечности паунога изогнулись, и троица, неловко повернувшись, бросилась на Гану, благо тварь висела не слишком высоко над землей. Увидев прямо перед собой слепые белки их глаз и лишенные жизни лица, Тулага подался назад, не успев ударить Змея ножом: колени съехали со скользкого тела, и он рухнул на желейный пол, не выпустив, однако, оружия.
И тут же вскочил. С той стороны, где находились охранники и Кахулка, доносились вопли, перемежаемые звуками ударов. Пауног, чуть качаясь, летел к нему, Большой Змей кричал, подростки шагали, цепляясь ногами за корни, покачивая головами. Гана развернулся и побежал в ту сторону, куда Молчун уволок вождя с белокожим.
– Смертному не уйти от мести бога! – донеслось сзади.
Он достиг края рощи, на ходу связав двумя крепкими узлами порванный ремешок, перекинул его через голову. Вопли Лан Алоа стали немного тише, но ясно было, что он преследует беглеца. У изогнутой каменной стены, вдоль которой тянулась полость с деревьями, Тулага остановился, оглядываясь, не понимая, куда отсюда могли подеваться те трое. Увидев что-то темное под ногами, упал на колени, щурясь в изменчивом блекло-зеленом свете. Там, где прозрачный пол вплотную подходил к камню, мягкое стекло начинало морщиться, шло крупными застывшими волнами. В желе была прореха между двумя складками, за ней – лаз, идущий наискось вниз. Он заканчивался отверстием, расположенным примерно в трех локтях ниже беглеца. Слева и справа виднелись другие щели – этих коротких коридоров, что соединяли полость и пространство за вертикальной каменной стеной, здесь было несколько.
Шум драки почти стих, выкрики Лан Алоа, наоборот, звучали все громче. Гана встал на колени, нагнувшись и сложив вместе ладони, почти вонзил их в щель. Складки легко подались, разошлись в стороны, и он повалился головой вперед, извиваясь, протиснулся сначала до пояса, а после целиком. К тому моменту, когда складки сжались позади ступней, он уже ухватился за каменные края отверстия, которым заканчивался лаз. Выбираясь наружу, оглянулся и увидел искаженную слоем желе картину над собой: тонкие ветви, бегущие по ним жгуты света, вогнутое пространство и диковинно вытянутое тело приближающегося на пауноге Большого Змея.
Когда Гана оказался снаружи, у него захватило дух от вида огромного пространства внизу и грязно-желтого света – блеклого, но очень плотного, будто материального, колонной поднимавшегося из глубин мира.
Он очутился на склоне провала, гораздо ниже того места, где располагались рабские пещеры. Небо превратилось в расплывчатый бледный кружок над головой. Со всех сторон были каменные стены, к которым прилепились желейные корни: гигантские, длинные, тяжелые, они покрывали камень, как очень толстые, в три обхвата, щупальца, пронизанные световыми венами и аортами. Иногда они соприкасались друг с другом, иногда срастались, образуя переплетения, а часть была порвана, обвисла чуть шевелящимися в потоке света лохмотьями.
Тулага уселся в развилке между двух прозрачных корней, свесив ноги и глядя вверх, на едва заметный, толщиной с мизинец, бугорок на фоне далекого неба. Так отсюда выглядел уступ, на чьем конце покоилась корзина для перевозки алмазов и рабов. В провале стояла тишина – но тишина особая, гулкая и беспокойная, полная жизни, скрытых звуков. Поднимающийся со дна грязно-желтый, с примесью серого и коричневого, дрожащий свет состоял, казалось, из массы хлопьев, они летели в потоке энергии, будто искры в восходящем над костром горячем воздухе. Энергия эта через ноздри, уши и рот вливалась в голову, заволакивала рассудок густым дымом, в котором сквозь темные клубы иногда проглядывали странные, чуждые картины каких-то иных мест, диковинные пейзажи необычных миров.
Упираясь ладонями в желе, Тулага привстал, вновь оглядываясь. Можно было ожидать, что Молчун и двое, которых он уволок с поляны, также окажутся на склоне примерно на этой высоте, но нет – сколько беглец ни всматривался, не видел их. Зато он обнаружил другое: довольно далеко внизу между прозрачными корнями в камне зияли обширные дыры, а еще ниже, уже почти неразличимая в мельтешении световых хлопьев, виднелась широкая площадка, выступающая из склона.
Он прикинул расстояние до выступа с корзиной, затем достал из ножен оружие Лан Алоа. И увидел с радостью и удивлением, что это стеклянный нож: клинок, имевший зеленоватый отлив, был полупрозрачным. Крайняя редкость для архипелага, такие ножи стоили куда дороже, чем хороший новый огнестрел, а достать их было гораздо сложнее. По слухам, уже довольно давно Гельштат, Бултагари, Тхай и Плоты заключили негласное соглашение о том, что стеклянное оружие не должно попадать в руки суладарцев.
Гана положил нож на ладонь, оглядывая рукоять из черного камня и узкий клинок, внутри которого поблескивал мягкий огонь. Что-то шевельнулось над головой; сунув оружие в ножны, беглец улегся боком на мягкой поверхности корня, замер, искоса глядя вверх.
Лан Алоа не мог протиснуться в лаз, но он покинул полость с деревьями каким-то иным путем и теперь парил на своем демоне в сотне локтей выше, медленно передвигаясь от одной стенки к другой, выглядывая беглых рабов. Тулага видел Змея на фоне неба, а вот хозяин Нижних Земель вряд ли мог заметить его с такого расстояния. Но Алоа не просто летал там – он при этом еще и постепенно снижался.
Беглец перевернулся на живот, обхватив корень руками и свесив ноги. Соскользнул с гладкой поверхности на каменный выступ ниже и стал спускаться.
Она только успела лечь, как раздался настойчивый стук в дверь. Накинув халат, Арлея, отодвинув засов, выглянула.
– Капитан зовет, ваша милость, – пробубнил стоящий снаружи Лиг.
Боцман смущенно отвернулся и потопал обратно, но девушка окликнула:
– Эй, куда зовет? Что-то случилось?
– А на бак пожалуйте. Не случилось, а токмо… вроде, ваша милость, подплываем.
Когда, уже полностью одетая, она широким шагом приблизилась к Тео Смолику, тот не обернулся, лишь молча протянул трубу, в которую перед этим глядел.
– И что? – спросила Арлея, изучив окрестности. – Там остров, да?
– Ага… – задумчиво и как-то рассеянно откликнулся Смолик. – Большой остров… А еще что видишь?
– Залив, от него… кажется, речка вглубь отходит. Джунгли на берегах, сначала редкие, а дальше густые… Ладья Уги-Уги возле залива, наверное, собирается стать там… – Она вернула трубу и добавила: – Ну, так что?