– Слуги Змея… – начал Кахулка, но замолчал, вытаращив глаза. Тулага повернул голову, услышав негромкий стук и шорохи. Между камнями из-за поворота штольни скользнула тень. Приподнявшись, Гана сжал камень, чтобы ударить гостя…
– Фавн Сив! Молчун! – раздался радостный шепот туземца, и Тулага опустил камень, разглядев щуплого лысого человечка. В полутьме непонятно было, островитянин это, метис, белый или красный: просто очень смуглый низкорослый мужчина, облаченный в сплетенные из кожаных ремешков узкие шорты.
Молчун на четвереньках быстро подобрался к ним, привстал, улыбаясь, поманил за собой, развернулся и заспешил обратно.
– Иде, иде! – поторопил туземец. – Молчун нас к Опаки привести.
Оставив Арта спать на камнях, они поползли навстречу шуму.
– А надсмотрщики? – прошептал Тулага, но бывший лодочник не ответил.
Когда они достигли туннеля, Фавн Сив сидел на корточках возле трех неподвижных тел. Охранники громко храпели. На камнях между ними стояли миска с едой и кувшин, копья валялись рядом.
Увидев спящих туземцев, Тулага несколько мгновений медлил, оглядывая кольцевой туннель – ни слева, ни справа никого не было, – затем схватил копье и вознамерился пробить не слишком острым наконечником шею одного из них, а после разделаться с остальными.
– Не, не надо! – Кахулка вцепился в его запястье.
Бывший лодочник не смог бы остановить Тулагу, но тот опустил оружие, увидев, как Фавн Сив машет ручками и качает головой, показывая, что убивать охранников не следует.
– Но они проснутся сейчас… – начал Гана. В ответ Молчун, сняв с шеи шнурок, показал висящую на нем тонкую трубочку, поднес к губам, сделал вид, что сильно дует, затем показал на охранников.
Тулага склонился над одним и увидел на коже под левой скулой темную точку словно родинку.
– Яд? – спросил он, поворачиваясь к Молчуну.
Тот наклонил голову и приложил ладонь к щеке.
– Ты их усыпил? Когда они проснутся?
– Долго спать будут, – ответил туземец за Фавн Сива.
Молчун покивал, после чего сел, поджав ноги, между надсмотрщиками и принялся с аппетитом есть. Тулага, все еще плохо понимая, что происходит, присоединился к нему вместе с Кахулкой. Пережевывая ломти вяленого мяса, он разглядывал Молчуна. Трудно было определить возраст этого человека – он казался одновременно и стариком, и ребенком, кожа была гладкой, а глаза – будто у древнего старца… и в то же время очень ясные, чистые. Они лучились добродушным весельем; Фавн Сив почти постоянно улыбался, и лицо его будто светилось.
Когда с едой было покончено, Молчун негромко хлопнул себя по плоскому смуглому животу, привстал и скользнул вдоль стены дальше по туннелю. Из глубины его слышались голоса.
Они преодолели небольшое расстояние, увидели впереди развалины домика и груду камней там, где одна из стен обвалилась. За камнями стояла пара хижин, дальше было начало очередной штольни, где трудилась другая группа рабов. Фавн Сив привстал, но тут же рухнул на камни и замер. Тулага с Кахулкой сделали то же самое. Шум в туннеле усилился, донесся звук быстрых шагов. Показался бегущий раб, за которым мчались, подвывая, трое размахивающих копьями надсмотрщиков. Как только они исчезли из виду, спереди прозвучал вопль, будто кого-то резали заживо, – впрочем, быстро сменившийся гомоном голосов, стуком и другими звуками.
– Что такое гон? – повторил Гана, поворачивая голову к лежащему рядом Кахулке.
– Дух Марлоки здесь… – Туземец прижал ладонь ко лбу. – Все сильне, сильне… Наполнять башку, тогда люда злеть сильно. Надо сбросить, понима?
– Нет, – ответил Гана. – Не понимаю.
– Ну… – Кахулка замолчал, когда еще один раб выскочил из-за поворота. Не успел он сделать и нескольких шагов, как сзади прилетел багор на веревке. Он вонзился в спину человека с такой силой, что наконечник выскочил из груди. Когда беглец упал, веревка натянулась – кто-то, держащийся за другой ее конец, стал рывками утягивать раба обратно.
Тулага сказал:
– Они убивают часть рабов, а потом все становится по-старому?
– Так, да. Дрожало их наполнять, потом – пфух-х-х… – Кахулка сначала надул щеки, а после выдохнул. – Гон начинаться, слуги Змея рабский люд убивать или калечить – бить их, царапать, резать – и потом опять хорошо им, опять как прежде…
– Если бы надсмотрщики этого не делали, то становились бы безкуни гораздо быстрее, – понял Тулага.
Судя по крикам, насилие в глубине туннеля продолжалось; рабов выволакивали из штолен и избивали, а тех, кто пытался сопротивляться или сбежать, приканчивали.
Наконец Молчун оглянулся на них, несколько раз быстро кивнул и скользнул к обвалу. Он прополз между валунами, то и дело вытягивая шею и поглядывая на хижины, на скачущие в неровном свете ламп уродливые тени; стал подниматься по завалу в сторону стены, от которой и откололись камни, – неровной, покрытой выщерблинами и горбами. С вершины дальше двигаться было просто некуда, и Тулага вопросительно покосился на Кахулку, но тот ткнул рукой в сторону удаляющегося Молчуна и решительно пополз следом.
Вскоре выяснилось, что обвал уничтожил одну из хижин: между камней торчали щепки, сломанные доски и солома. Дальше виднелось пустое пространство, углубление, окруженное стенками из камней и озаренное светом большого, ссохшегося и потемневшего от старости кисляка. Дно было когда-то полом хижины – теперь там лежали расплющенные, измочаленные вязанки. Молчун уже сидел на корточках, поджидая спутников, и когда те слезли к нему, отодвинул в сторону одну из вязанок.
Под ней обнаружился лаз – такой узкий, что обычный человек едва мог протиснуться в него. Фавн Сив, лучась улыбкой, показал вниз, но Тулага медлил, и тогда Кахулка первым спустил в темноту ноги, а после исчез целиком. Гана присел на корточки по другую сторону дыры. Молчун вновь показал туда, затем подтянул вязанку, давая понять, что слезет последним и прикроет проход над собой. Глаза старика-ребенка не были рыжими, в них отсутствовали желтые пятнышки, которые стали образовываться даже у Кахулки. Тулага подозревал, что если пробудет в этом месте еще хотя бы несколько дней, ржавчина появится и в его зрачках.
Из лаза доносились приглушенный стук, шорохи, туземец медленно спускался все дальше под землю. Когда Фавн Сив в очередной раз показал вниз, Гана кивнул и полез.
Вскоре он вынужден был остановиться: бывший лодочник, загораживая дорогу, сидел на корточках и заглядывал в широкую щель. Гана толкнул его в плечо, заставив отодвинуться, и посмотрел: там была обширная пещера в форме капли, с воротами в узкой части, должно быть, теми самыми, которые он уже видел, но с другой стороны. Пещеру озаряли большие, размером с человеческую голову, кисляки, кругами растущие на своде. Под ними между хижинами двигались фигуры надсмотрщиков, вдалеке виднелась большая каменная постройка.
– Там Змей жить, – пояснил Кахулка и повернул голову к Молчуну, вползшему в лаз.
– А это что? – Гана показал на еще одно возвышение из глыб, уложенных широким кругом неподалеку от жилища Лан Алоа.
– Тама ранее младой люд батей убивать.
– Что ты сказал… – начал Гана и тут понял наконец, что второе возвышение – алтарь, имеющий вид воронки. – Младой люд… так здесь отцеубийцы жили? Они что, в провал этот с Да Морана переселились? А на алтаре жертвы приносили… стариков своих убивали, да?
– Младой люд, так, – подтвердил туземец. – Убиватели батей. Нету их давно, теперь Змей тут жить.
Ободрав кожу на правом боку, Тулага сполз в широкую полость с низким прямым сводом. Кахулка был уже здесь, вскоре через узкую прореху пролез и Молчун. Они присели на корточки, отдыхая; Фавн Сив, судя по всему, преодолевал этот путь уже неоднократно. Гана осматривался с изумлением. Над головой был все тот же мягкий камень, хотя под ногами – прозрачное вещество вроде того, из которого состояли кисляки, но более плотное. Оно чуть прогибалось под весом тела и светилось блеклым зеленоватым светом. Тулага вгляделся: сотни, тысячи локтей не то густого спрессованного желе, не то мягкого стекла… Насколько оно тянется? Он постучал по полу. Неужели везде под твердью не земля и камни, а вот это?