Прямо перед глазами проплывала низкая платформа. В каждом колесе имелось по три кривых деревянных спицы. Помимо рулевого, или, если можно так выразится, рулепедального, на велотелеге находилось еще трое.

– Что-то на пароме никого нет, – донеслось до нас. – Куда все подевались?

– Да у них большой шухер после облавы. Може, увидали нас, испужались…

– А я в Хохсусе сегодня не был – дежурил с утра по камерам. Много хабара взяли?

– Да, порядком. Даже Норы шмонали…

– Заложил кто?

– Точняк. Мы, конечно, про них завсегда знали, но обычно делали вид, что не помним, где входы. А Его Боссовство сердился… вот, видать, кто-то и «вспомнил»…

Я с интересом прислушался к разговору, протекавшему – с небольшими изменениями – в знакомом русле жаргона уголовников Ливия. Первая велотелега медленно проехала мимо. На второй шла беседа, как будто продолжающая предыдущую…

– Сегодня каждому доля обломилась. Только звену Усача не пофартило…

– А чего с ними?

– На Чочу нарвались, все рамсы им попутал. Ох и здоровяк! Видишь это. – Повернув голову, говоривший разинул рот, демонстрируя прореху в зубах. – Его, гада, работа. Как тогда Его Боссовство положил глаз на Чочину сестру, так Чоча в отрицалово и пошел.

…Показалась третья машина. На ней ехало меньше, чем на других велотелегах, всего трое – кроме велопедального, еще один, седой, и второй, лысый. Эти молчали. Седой лежал на спине, лысый сидел, скрестив ноги, медленно ворочая головой из стороны в сторону. Его невозмутимое лицо отвернулось от нас, потом голова сделала поворот, хрустнув всеми шейными позвонками, и взгляд маленьких поросячьих глазок лениво скользнул по мне. Голова опять стала поворачиваться, но остановилась, и после секундной паузы лысый всем корпусом развернулся. Рассеянный взгляд приобрел осмысленность и переметнулся с меня на торчащие из кустов макушки Пат-Раев.

– Э-э-э!.. – заворчал наемник, приподнимаясь.

Сбоку шевельнулись кусты, размытое темно-коричневое пятно мелькнуло в воздухе и мгновение спустя оформилось в стоящего с широко расставленными ногами и вцепившегося в край велотелеги Чочу.

Я, конечно, не так быстр, как Пат-Рай, но к тому времени, когда Чоча, кряхтя, начал приподнимать велотелегу, я, швырнув бочонок перед собой, выпрыгнул из кустов и присоединился к нему.

Вес машины вместе с весом трех нехилых мужиков оказался значителен даже для Чочи, ему не хватало совсем немного, чтобы достичь желаемого.

Дружно вскрикнув от натуги, мы рывком поставили велотелегу на бок.

– А!!! – разнеслось над дорогой, и трое наемников приземлились головами в кустах.

Мы с Чочей рывком развернули велотелегу и опустили на все четыре колеса. Из кустов выскочила Лата. У причала две другие велотелеги остановились, донесся возглас:

– Гляди, чего делают!

Чоча плюхнулся задом на передок машины, схватился за руль и просунул ступни в прикрепленные к педалям плетенные из лозы ремешки. Я перемахнул через бортик, схватился за протянутую руку Латы и потянул. Подол перепоясанного синим поясом платья, конечно же, за что-то зацепился.

– Осторожно! – взвизгнула Лата, но уже было поздно – я рывком втащил ее на платформу. Раздался треск, и в подоле образовалась прореха от низа до самой талии.

Чоча в свойственной ему стремительной манере нажал на педали, машина рванулась вперед, и мы покатились по платформе. Две другие велотелеги спешно развернулись, но тут дорога сделала поворот, и их скрыли деревья.

– Ах ты, растяпа! – заныла Лата, садясь и разглядывая нанесенный урон. – Это же было мое лучшее платье! Главное – мое последнее платье! Чтоб ты… чтоб тебя…

– Так это, значит, называется платьем? – уточнил я, рассматривая свежую царапину на ее ноге и, главным образом, саму ногу.

Проследив за моим взглядом, Лата послюнявила палец, провела им по царапине, одернула подол и приказала:

– Не таращь зенки!

Из-за поворота вслед за нами вынеслись велотелеги.

– Чоча, поднажми! – крикнул я.

Он поднажал так, что нас затрясло и стало бросать из стороны в сторону. Я приподнялся на коленях и огляделся.

Мы мчались по пологому склону холма, немного возвышавшегося над окружающим ландшафтом. Отсюда было видно, что дорога, петляя между другими, менее высокими холмами, пересекает небольшие рощицы и русла мелких речушек. Она вела прочь от крыш и шпилей единственного на всю округу по-настоящему массивного строения… Видимо, Зеленого замка.

Лата занималась исключительно своим туалетом – одной рукой она придерживала расползающийся подол, а второй пыталась пригладить волосы. Чоча как будто сросся с рулем и без устали вращал ногами. Преследователи медленно, но неуклонно отставали.

Я решил, что это небольшое приключение может обернуться удачей. С таким темпом передвижения мы достигнем Невода гораздо быстрее, чем если бы шли пешком. Надо только не снижать скорости и не останавлива…

Толчок швырнул меня вперед, и я, совершенно того не ожидая, оказался лежащим на Лате, которую тот же толчок опрокинул навзничь. Наши лица оказались друг напротив друга.

Лата охнула, велотелега подпрыгнула, грозя рассыпаться на составные части, завихляла и пошла юзом. Ее деревянные сочленения оглушительно заскрежетали.

Посреди взвизгивающей, дребезжащей, неиствующей вселенской какофонии я наклонил голову и со вкусом поцеловал Лату Пат-Рай. Реальность Вне Закона на некоторое время отступила в сторону.

Велотелега остановилась, треск и дребезжание стихли.

Оторвавшись от неподвижно лежащей Латы, я с усилием заставил себя вернуться к насущным проблемам.

Чоча медленно поворачивался. Памятуя о его отношении к ухажерам сестры, я быстро поднялся на колени и стал оглядываться, так что к тому времени, когда взгляд Пат-Рая добрался до нас, я уже имел вид человека, не имеющего с Латой ничего, выходящего за рамки очень поверхностного знакомства… Хотя в каком-то смысле наше с ней знакомство как раз сейчас можно было бы определить выражением «поверхностное».

Впереди поперек дороги лежал ствол дерева. Позади стремительно приближались велотелега.

Вслед за Чочей я соскочил на землю и ухватился за ствол. Сбросив его с дороги, мы вернулись обратно. Лата лежала в той же позе, на ее лице застыло задумчивое выражение. Пока мы залезали, пока Чоча усаживался за руль и просовывал ноги в плетеные ремешки, погоня успела приблизиться почти вплотную. Наемники что-то орали, размахивая ножами и дубинками, кто-то прицеливался из самострела.

Чоча нажал на педали, но даже при его недюжинной силе велотелега не успевала с ходу набрать скорость, достаточную, чтобы избежать столкновения. Над моей головой просвистела стрела. Я чуть ли не в упор видел искаженное усилием лицо рулепедального.

О мое колено что-то ударилось. Я опустил глаза.

Это был бочонок из-под пива, который я швырнул в противников на велотелеге, когда выскакивал из кустов. Наверное, он лежал под боковым бортиком и потому не упал с платформы после того, как мы перевернули машину…

Я схватил его и обеими руками швырнул в голову наемника.

Первый экипаж круто свернул после того, как бочонок врезался в нос рулепедального и тот повалился вбок, вцепившись в руль и выворачивая его. Машина перевернулась, раздался дружный вопль, наемники посыпались на дорогу… Но не все. Один перелетел через бортик и врезался головой мне в грудь. Захрипев, я уселся задом на платформу.

Вторая велотелега врезалась в первую, и позади нас образовалась стремительно удаляющаяся куча, которая состояла из обломков и человеческих тел. Наемник слабо ворочался в моих объятиях. Я схватил его за уши, оторвав от себя. Одной рукой он вцепился в мой воротник, а другой лихорадочно шарил у пояса, пытаясь достать нож. Я наклонил голову назад и с силой боднул его лбом в нос. Раздался хруст, он взвизгнул, отпуская воротник. Упав на спину, я уперся в него руками и ногами и резко толкнул, перебрасывая через бортик. Потом сел и увидел пальцы рук, вцепившихся в край платформы.