Туннель, несколько раз повернув, закончился в обширной верхней пещере. С трех сторон на поверхность сквозь толщу земли вели обычные выходы, здесь же высился купол, поддерживаемый массивными деревянными столбами. Он состоял из балок и стропил, крепко сбитых поверх них досок, а еще выше — накрыт слоем поросшей травой и деревьями земли. Для взгляда с поверхности эта часть ничем не отличалась от всего остального холма. Оставался вопрос — знают ли враги о том, что здесь холм «тонкий»?
Большинство карл надеялось, что не знают. Арна вслед за мастером Гундой полагала: знают. Тем или иным способом — скорее всего от одного из захваченных в плен — они уже проведали о внутреннем устройстве Норавейника.
Просторный зал, озаренный торчащими из стен факелами, использовали для всеобщих собраний. Сейчас здесь толпилось множество защитников. Звучали голоса, кто-то смеялся, кто-то требовал принести еще масла для лампы. Арна, встав у стены, огляделась, увидела голову Гунды, возвышавшуюся над остальными, и пошла к нему.
Мастер-воин, привалившись к столбу, о чем-то разговаривал с несколькими карлами. Два гномороба, дядья Арны, поддерживали под локти мудрого мастера Драмана. Увидев старика, она приостановилась, но тут же, тряхнув головой, направилась дальше. Мудрый мастер стал что-то говорить, карлы замолчали, слушая. Гунда склонил голову, прикрыл глаза. Все вокруг были бородатыми, а его лицо — тщательно выбрито, все вокруг — ниже Арны, а он — выше ее почти на голову.
Когда она приблизилась, мудрый мастер как раз замолчал. На лицах окружающих застыло почти одинаковое выражение — вроде легкого смущения, смешанного с нетерпением. Арна остановилась, все оглянулись на нее. Драман повернул трясущуюся голову, подслеповато щурясь.
— Что ты здесь... делаешь... — проскрипел он. — Девчонка... Твое место... с детьми...
— Арна, вернись в нору, — неуверенно сказал один из поддерживающих мудрого мастера сыновей.
Покачав головой, она шагнула к Гунде. Второй дядя попытался свободной рукой взять ее за локоть, Арна отстранилась и выпалила:
— Да отведите же его вниз! Вы что, не видите, что он... Гарвиш, Шинал, вы совсем ополоумели? Отведите его в нору и уложите спать!
За миг перед этим в зале стало чуть тише, и громкий голос разнесся под куполом. Со всех сторон множество взглядов обратились к группе карлов у столба. Сыновья мудрого мастера с возмущением расправили плечи, посмотрели на старика, на Арну — и сникли. Мудрый мастер... уже не был мудрым. Теперь он все чаще говорил ерунду.
— Пойдем, батя, — тихо сказал один. — Пойдем в нору.
Голова Драмана затряслась сильнее. Он вновь что-то заговорил, неразборчиво, шамкая и глотая слова. Сыновья повели его прочь из зала.
Большой Гунда отдал несколько приказов, и стоящие вокруг карлы начали расходиться, но тут по прибитым к столбу перекладинам вниз слетел один из тех защитников, что дежурили на мостках под куполом.
— Стучат, — объявил он. — Глухие удары и скрип. Копают вроде...
Гунда несколько мгновений размышлял, затем крикнул на весь зал:
— Станьте под стенами, в проходе. Чтоб на середине никого не оставалось!
Возникло хаотичное движение, зашумели шаги, залязгало оружие. Большой Гунда поглядел на Арну, она взглянула на него. Мастер-воин кивнул и пошел к одному из выходов.
В небольшой норе, когда-то используемой как кладовая, а нынче пустой — все припасы перенесли ниже и распределили между семейными норами, — мастер обнял ее. Арна, позволявшая себе становиться слабой только в присутствии Гунды, ненадолго прижалась лицом к его плечу и отстранилась.
— Тебе надо вернуться в вашу нору, — сказал Гунда.
Она молчала, глядя в его глаза, и мастер-воин, подумав, добавил:
— Нет. Конечно, ты туда не пойдешь...
— Ты сам учил меня сражаться, — откликнулась Арна.
— Я бы не стал, но ты уговорила меня.
— Да. Но ты согласился. Теперь я могу драться... Не мечом, но хотя бы дубинкой, не так, как большинство твоих воинов, но все же и лучше многих других. Так почему я должна быть в норе, а не здесь? Дай мне палицу.
Вместо ответа он поцеловал ее. От зала они отошли недалеко, сквозь прикрытую дверь доносился гул голосов. Заглушив его, в кладовую проник глухой стук, и Большой Гунда выпрямился, прислушиваясь.
— Это хуже всего, — произнес он. — Мы не видим, что снаружи, не понимаем, что там происходит, что они затеяли... Как идет работа в туннеле?
— Они обещают закончить за ночь. Но, Гунда... Нельзя просто повести туда всех детей и стариков. Первыми должны пойти воины. Враги могут оставить на поверхности отряд. Я думаю, они давно нашли все старые выходы.
— Главное, чтобы работники добрались до поверхности.
— Ты дашь мне что-нибудь?
— Да, — сказал он. — Да, палицу. И щит. Все равно ты не послушаешься и не вернешься в нору.
— Так идем.
Покинув кладовую, они направились в сторону зала. Если бы не все происходящее, старшая внучка мудрого, выжившего из ума мастера Драмана уже несколько дней как рассказала бы Гунде о том, что недавно узнала сама. Несмотря ни на что, по дороге в кладовую Арна все же решилась сообщить ему... Но в последнее мгновение передумала. Она ждала ребенка, и если бы Большой Гунда узнал про это, то точно запретил бы ей оставаться здесь.
— Там никак не пробиться. Они сказали — под досками плотный слой земли. И неизвестно, как далеко он тянется. Вдруг засыпан весь туннель? — Старшина ополчения Рико стоял перед Фаном Репковым, прижимая к груди висящий на ремне сигнальный рог.
— Ясно. Все равно надо оставить людей над выходом.
— Они и стоят. По десять человек у каждого.
Кивнув, Фан отвернулся от старшины. Много сил понадобилось, чтобы собрать людей вместе — за те несколько дней, что они находились здесь, ополченцы и лесовики приспособились ночевать в уцелевших после пожара сараях и амбарах, как могли, обжились там, и теперь неохотно покидали свои жилища. Фан слышал про такую штуку, как «военный дух» — так вот, у его войска этот самый дух отсутствовал начисто. Рико в сопровождении грозного здоровяка Жила, помощника Репкова, долго ходил по холму, отдавая приказы, бранясь и даже крича. Шри Юшвар, глава лесовиков (оба вождя более мелких племен, присоединившихся к войску, погибли во время нападения), зарезал двоих дикарей — только это и заставило остальных, ворча, взяться за тесаки и встать у склона напротив ворот.
Сейчас колья ограды были увенчаны головами: несколько их десятков, с бородами и без, лесовики насадили на отесанные заостренные верхушки. Большинство — мужские, но попадались и женские, даже несколько детских. Юшвара это все очень веселило, он иногда подходил к ограде и, глядя вверх, принимался о чем-то разговаривать с головами защитников, выкрикивать оскорбления и хохотать.
— Долго они собираются там копаться? — недовольно пробормотал Фан и зашагал по склону. Рико потопал следом, и вскоре к ним присоединился вынырнувший откуда-то из-за сараев Делано Клер. Где приос берет вино, наемник не понимал — но Клер исхитрялся напиваться почти каждый день. Пока войско стояло тут, пришлось отрядить пару телег в Коломму за провиантом. Фан подозревал, что приос договорился с возничими, и они доставили ему несколько кувшинов выпивки, хотя Репков запретил.
В первую ночь, когда войско ворвалось за палисад, здесь творились жуткие дела. Лесовики, не привыкшие церемониться с потерпевшими поражение врагами, буйствовали, пытая и добивая раненых; ополченцы, опьяневшие от крови, вскоре присоединились к ним. Хорошо хоть в следующие два дня наемник заставил оттащить трупы карлов подальше и сжечь — а то бы на холме сейчас смердело.
Он остановился спиной к распахнутым воротам. Настил через ров, пространство перед воротами — все было забито людьми с оружием на изготовку. В склоне холма темнела обширная яма, на дне ее полтора десятка человек орудовали кирками и лопатами.