— Слышишь? — спросил Лейфа. — Раньше здесь был проход, но слишком узкий и не очень-то удобный. Сначала в него сваливали всякую рухлядь, а потом просто насыпали земли, утрамбовали и накрыли досками. После этого я устроил тут свою мастерскую. А теперь...

Но Бьёрик уже не слушал — выскочив наружу, он помчался к вооруженным гноморобам, что стояли у груды лавок на другой стороне пещеры, крича:

— Эй, сюда! Они пытаются пробиться через старый ход!

Полдесятка вооруженных карл встали в мастерской, еще десяток караулили снаружи у двери. Бьёрик и Лейфа замерли по сторонам от лежанки.

Доносящийся из стены звук стал громче. Доски подрагивали, из щелей сыпалась пыль. У Бьёрика, умевшего придумывать и строить, но не драться и убивать, дрожала рука, в которой он сжимал топор. Стоящий напротив добрый Каракуз беспрерывно переминался с ноги на ногу; у него, насколько мастер знал, снаружи остались старые родители. Бьёрику захотелось что-нибудь сказать ему, подбодрить, но мастер не нашел слов: что тут скажешь, если старики Каракуза, вероятнее всего, уже мертвы?

Очередной удар заглушил гул, идущий из пещеры. Доски содрогнулись, некоторые сорвались с гвоздей и упали. Посыпалась земля. Каракуз занес оружие, вспрыгнул на лежанку, крича, — и отлетел, сбив с ног двух карл. В облаке пыли появился толстяк с топором, весь усыпанный землей, из-за чего Бьёрику в первое мгновение показалось, что он чернокожий. Гноморобы завопили, размахивая оружием, тени запрыгали по стенам, но тут человек, перевернув лежанку, шагнул дальше, и позади него возникли низкорослые фигуры.

— Стойте! — выкрикнул Бьёрик. — Опустите оружие!

В наступившей тишине мастер Лейфа прошептал:

— Гарбуш?

С ног до головы двух карл покрывали кровь и земля. Толстяк, держащий топор с длинной рукоятью, отступил, гноморобы вышли на середину мастерской. У хромающего Дикси обгорели волосы, на лбу розовел ожог. Гарбуш нес на руках юную карлу.

— Откуда вы? — спросил Бьёрик в полной растерянности.

Мастер Лейфа шагнул к сыну.

— Где ты был? Мы с матерью... — и замолчал, наткнувшись на взгляд Гарбуша.

— Лекаря, быстро, — скомандовал тот. — Вач, поставь лежанку.

Гноморобы попятились, когда толстяк забросил топор за спину и перевернул лежанку на ножки. Гарбуш, уложив свою ношу, повторил:

— Я же сказал, зовите лекаря!

Голос у него был такой, что мастер Лейфа, ни слова не говоря, выскочил из мастерской. Бьёрик глянул в окно. С палубы малого ковчега, перегнувшись через ограждения, Доктус Савар что-то кричал. Гноморобы валили к платформам, возле трапов мастера и старшины рабочих бригад пытались упорядочить толпу бегущих, не допустить свалки. Бьёрик сказал сгрудившимся в мастерской карлам:

— Ступайте.

Насадив два факела на торчащие из стен штыри, оглядываясь на Гарбуша с Дикси и недоуменно перешептываясь, гноморобы покинули мастерскую. Толстый человек стоял, подперев стену и глядя перед собой. Только сейчас мастер заметил, что волосы на его голове выстрижены кругом. Бьёрик заглянул в про лом, увидел узкое темное пространство, обломки сбитые крест-накрест доски и завалы земли.

— Что, если те, кто напал, найдут этот проход? — спросил он.

— Нет-нет, не смогут, — затараторил Дикси, сбиваясь и глотая слова. — Не найдут, там такой хитрый ход, они не смогут...

— Что с вами произошло?

Дикси ткнул пальцем в толстяка. Юного гномороба трясло.

— Он нам помог. Я знал про этот лаз, нашел его. А он зарубил нескольких снаружи, там один жирный такой, лучше всех дрался, крутился как волчок, успел выпрыгнуть в окно. Мы — в подвал, оттуда через старый ход и сюда. А этот, он такой... Он так топором махал, я никогда раньше... А в лазе, знаете, кого там видели? Там сбоку короткий коридорчик такой и комната земляная. Мастерская, в ней старый Джига, раненый, и два его сына. И птица их деревянная. Мы им закричали: давайте с нами, улетаем! А они — ни в какую. Старик их при смерти, раненный сильно, его поднимать нельзя, а они не захотели без него. А мы...

— Погоди! Откуда вы в квартал пришли, что делали снаружи?

— Так ведь ее спасали... — Дикси кивнул в сторону лежанки, над которой склонился Гарбуш.

— Кто это? — спросил мастер. — Юный... — вдруг он понял, что не может больше так обращаться к этому карле. — Гарбуш, ты слышишь? Кто она?

— Моя невеста, — ответил гномороб. — Полетит с нами на малом ковчеге.

Он не спрашивал и не просил, а ставил мастера в известность — и Бьёрик не нашел, что возразить.

Появился Лейфа с лекарем, ворчливым старым Варриком. Тот, отодвинув Гарбуша, присел на край койки, положил рядом свою сумку и расстегнул платье на раненой.

Толстый человек вдруг сдвинулся с места. До того он стоял неподвижно, Бьёрик даже забыл про него и теперь вздрогнул, когда толстяк, шагнув к койке, толкнул лекаря в спину. Когда Варрик свирепо обернулся, человек глухо спросил:

— Маленькая сестричка будет жить?

— Будет! — задребезжал Варрик, вскакивая. — Будет! Если ты, толстая жопа, прекратишь отвлекать меня и уберешься отсюда!

Старик пнул толстяка кулаком в колено, плюнул ему под ноги, погрозил и вновь склонился над раненой.

Брови Бьёрика поползли вверх. Только теперь он понял, что это не карлица, вернее, карлица, но не в том смысле, в каком думал мастер; она — человек, человеческая женщина, просто крошечная.

Толстяк шагнул к проходу в стене, и Гарбуш вскинул голову.

— Вач, стой!

Тот замер в проломе.

— Ипи умрет, — сказал Гарбуш. — Мы все умрем, если ты не поможешь.

— Надо идти, — буркнул толстяк. — Спас сестричку. Теперь должен идти.

— Почему?

— Ждут, — неопределенно откликнулся Вач.

В мастерскую вошел Доктус Савар.

— Добрый мастер, я приказал разжечь печи и открыть трубы, — с порога обратился он к Бьёрику. — Емкости уже наполняются. Кому-то надо подняться на поверхность.

— Но как мы теперь... — начал Бьёрик.

Гарбуш перебил его:

— Через этот ход. Нельзя идти большим отрядом. Будет только хуже, нас заметят, — он повернулся к Вачу. — Ты пока не спас ее. Хочешь, чтобы маленькая сестричка осталась жива? Тогда помоги мне еще немного.

— И я с тобой! — закричал Дикси.

— Нет, ты останешься. Пойдем мы с Вачем.

— Но ведь тогда ты не попадешь на ковчег, — сказал Бьёрик. — Мы попробуем дождаться тебя, но если эти чернокожие ворвутся внутрь... ты можешь не успеть.

Гарбуш не слушал — он смотрел на Вача.

Ближе к окраине, где жили бедняки, текла обычная жизнь, но в верхних кварталах, раскинувшихся вокруг Универсала, большинство зажиточных горожан в спешке уехали — до поры до времени, пока чары не разберутся со своими делами. Улицы опустели, даже стражников не было видно.

Дук Жиото воспользовался этим. Дверь он сломать не смог, но после долгих усилий открыл окно. Увидел оставленный кем-то факел, зажег, осмотрел кухню — ничего интересного, — нашел в кладовой снедь, поел и поднялся на второй этаж.

Он долго ругался, обнаружив, что хозяева забрали все ценное, но после разыскал сундук, задвинутый за кровать, а в нем — серебряную посуду.

Сумка с драгоценностями, отобранная у Альфара, была наполовину пуста. В нее поместился большой кубок, несколько ножей и двузубых вилок. Жиото долго перебирал тарелки и чаши с выгравированными узорами, мучаясь от жадности, безуспешно пытался впихнуть в сумку. В конце концов сунул за пазуху большое овальное блюдо, на котором мог уместиться целый поросенок. У кровати нашел брошенный впопыхах темно-красный кафтан, подбитый мехом, с длинными широкими рукавами, нацепил его на себя и направился вниз. В округе полно домов, где-то могли остаться более мелкие и ценные предметы.

Он отодвинул засов на двери, сделал шаг — и получил ножом в живот.

Вернее, до живота острие не добралось, лязгнуло о посудину за пазухой. Дук выхватил меч, трое бродяг попятились. Долговязый, ударивший Жиото, поднял перед собой два ржавых мясницких ножа. Другой, с бельмом на глазу, держал дубинку, у третьего, кривоногого тощего старикашки, был молоток — не очень тяжелый, но с длинной рукояткой.